Повести
Шрифт:
— Зато сейчас у тебя автомат, людей тебе доверили. Кровью смоешь позор — Родина-мать простит.
— А я теперь о себе и не думаю. В Мартине первым в атаку шел...
— Это мы знаем. Потому и командиром роты тебя назначили. А вот о себе думать все-таки надо. И дочку не забывай, за ее счастье воюешь.
Долго еще беседовали Мурзин и Грековский, пока не увидели, как из сыроварни вышла группа людей...
Ушияк вернулся в приподнятом настроении.
— На, Юрий-братор, попробуй! — он протянул Мурзину бутылку, наполненную
— Что это?
— Очень вкусно. Для тебя принес.
Мурзин вопросительно смотрел на Ушияка.
— Овечье молоко знаешь? Из него сыр делают. А это — жинчица по-нашему называется. От молока остается. Пастухи угостили.
— Ты лучше расскажи, что узнал? Где на границу Моравии выходить будем?
— Нет, сначала выпей, потом поговорим, — не унимался Ушияк.
Мурзин вынул бумажную пробку, отпил из бутылки несколько глотков кисловатой влаги.
— Та-ак! Хорошая штука. На огуречный рассол смахивает. На, попробуй, — подал он бутылку Грековскому.
Опустившись рядом, Ушияк поудобней уселся на пне, спросил:
— Как, Юрий-братор, возьмем мы сегодня город Маков или пройдем? — Не дожидаясь ответа, продолжал: — Пастухи сказали, что в Макове недавно разместилась немецкая комендатура. Человек пятьдесят, не больше. Есть и словацкая полиция, около сорока человек. Но эти против немцев настроены. Народ знает о национальном восстании. Только боятся, что без оружия с немцами не расправятся. А полиция местная колеблется. Вот я и подумал, не помочь ли нам установить здесь народную власть?
Ушияк испытующе поглядывал на Мурзина, ожидая, как тот отнесется к его предложению.
— Можно, конечно. Риск небольшой, если пастухи не обманывают.
— Один мудрец сказал, что нерешительность хуже, чем неудачная попытка; вода меньше портится, когда течет, чем когда стоит. В этом районе партизан еще не было. Наше появление в городе будет неожиданным для немцев.
— Ты что меня уговариваешь? Я же не против. Только разведать надо. Может, пастухи того... в ловушку нас заманить собрались.
— Зачем, Юра, так говоришь? Пастухи с нами пойдут. Они сами просились, — обиженно проговорил Ушияк.
— Тогда собирай командиров рот, ставь боевую задачу. — Мурзин решительно поднялся с земли.
В полночь рота капитана Грековского бесшумно подобралась к зданию школы, где разместилась немецкая комендатура. Часового сняли без единого выстрела. А несколько гранат, заброшенных в окна, так переполошили немцев, что те из них, кто уцелел после взрывов, выскакивали на улицу в одном нижнем белье и тут же покорно поднимали руки, увидев толпу вооруженных людей.
К этому времени Мурзин уже распоряжался в местной полиции. Дежурные полицейские, оставленные на участке на ночь, с радостью сдали оружие. Один из них по указанию Ушияка побежал в соседний дом и вскоре привел заспанного начальника полиции. После недолгих
Вскоре около сорока полицейских столпились в тускло освещенном помещении дежурного по полиции. Оружие у них отобрали при входе, и теперь они растерянно поглядывали то на своего начальника, то на партизан, увешанных гранатами и пулеметными лентами. Наконец Ушияк объявил полицейским, что по указанию национального совета, поднявшего восстание в Словакии, в городе Маков устанавливается народная власть, которой полиция должна беспрекословно повиноваться.
Невообразимый гомон поднялся в комнате, полицейские заговорили все сразу. Когда страсти поулеглись, Ушияк объяснил Мурзину:
— Они все патриоты, все за народную власть, но не хотят оставаться в городе. По их сведениям, через день-два в Маков должна прийти 19-я дивизия СС «Татра», которую немцы направляют в Словакию для подавления восстания. Поэтому они просятся к нам, хотят сражаться за свой народ. Что с ними делать, Юра? — Ушияк глубоко вздохнул и, сняв зеленую пилотку, почесал затылок.
Мурзин понял, в какое критическое положение попал командир отряда, и, лукаво подмигнув ему, спокойно ответил:
— Гость — ишак хозяина. Ты хозяин на этой земле, ты командир, ты и принимай решение. Если веришь им, бери в отряд... Только оставаться в этом городе нам нельзя. Эсэсовская дивизия «Татра» — это не комендатура. В горы она не сунется, а здесь понапрасну людей погубим.
Не понимая по-русски, полицейские напряженно следили за этим диалогом. Их несколько обнадеживала добродушная улыбка Мурзина, его спокойный, уверенный тон. Они с нетерпением ждали, что скажет Ушияк. И тот не замедлил с ответом.
Он объяснил полицейским, что отряд этой ночью уводит в горы, рассказал о трудностях партизанской жизни и, заканчивая, добавил:
— Как словак, я понимаю ваше стремление и потому не могу лишить вас права сражаться за освобождение нашей родины. Но прежде подумайте, на что вы идете. Мы не сделаем ничего плохого тому, кто захочет остаться в городе. А сейчас можете отправляться домой. Попрощайтесь с родными. У нас мало времени. Я даю вам всего один час. Кто не изменит своего решения, кто действительно хочет стать партизаном, через час вернется сюда и получит оружие.
Расчет Ушияка был прост. Те, кто колебался, пусть лучше сразу остаются в городе, чем потом, узнав расположение отряда, совершат побег. Но полицейские действительно оказались настоящими патриотами. К назначенному времени вернулись все. Им вручили отобранное оружие. Впоследствии они с честью оправдали доверие партизан.
Утром следующего дня жители города Маков с удивлением разглядывали приклеенный к двери полиции листок бумаги. На нем крупными буквами было написано:
«Полиция закрыта. Полицейские перешли на сторону партизан».