Повезло
Шрифт:
Он выпустил Финна побегать по двору. Тот немедля погнался за белкой, которая, взлетев по ладанной сосне, раздраженно застрекотала с безопасной высоты. Джордан прошел в дом через заднюю дверь. Чем-то потрясающе пахло – брауни. Черт, как же он удачно заскочил. Аромат, звук маминого голоса, когда она напевает за готовкой, вызвал живые воспоминания о детстве, подарив чувство целостности и комфорт.
Ком в животе немного ослаб.
– Обалденный запах.
Мама, чьи светлые волосы были перехвачены красной лентой, просияла,
– Малыш. Вот так сюрприз. – И потрепала по щеке, совсем как Лу Эллен. Но стоило Джордану потянуться за брауни, аккуратно разложенным по тарелке, как Эддисон проворно шлепнула его по руке. – Нельзя. Это для завтрашнего вечера в садике Грейс.
Джордан жадно оглядел лакомство. Шоколад, карамель и масло. Семисантиметровый праздник для желудка.
– Тут же аж две дюжины. Они точно не заметят, если одно пропадет.
Когда он попытался подобраться ближе, Эддисон пихнула его бедром.
– Тут ровно две с половиной дюжины, по одному на каждого ребенка. И если думаешь разрезать одно напополам, предупреждаю, твой отец уже попытался проделать этот трюк. В наказание ему пришлось смотреть, как я ем его заначку. Представь мое удивление и радость, когда я нашла целую пачку пшеничного печенья. – Она моргнула большими голубыми глазами.
Джордан с притворной обидой облокотился на стойку:
– Ты жестокая женщина, Эддисон Веллингтон.
Она облизала с пальцев шоколад и накрыла тарелку с волнистыми краями пищевой пленкой.
– Лесть не поможет тебе раздобыть брауни. И если ищешь отца – он в кабинете, рыдает над кофе, пытаясь разобраться в счетах Джастина. Парень так заработался в своей больнице, что узнал о наступлении апреля, только когда мы позвали его на Пасху. Так что сейчас Том расшифровывает корявые записи Джастина. Думаю, плохой почерк – одна из особенностей профессии, которые он умудрился подцепить.
– Ну, брату еще нет тридцати. Подожди немного, и он наверняка обзаведется огромным эго и парой десятков болячек. Станет приторговывать медикаментами на стороне. Возможно, вляпается в неудачный брак и станет заваливать медсестер, что кегли для боулинга.
Пальцы Эддисон замерли.
– Позволю себе напомнить, Джордан Натаниэль, пусть ты сам уже разменял четвертый десяток – но от хорошей затрещины тебя это не спасет.
– Так ты же мне брауни не дала, – проворчал он. Но увидев, как сверкнули глаза матери, оттолкнулся от стойки. – Ладно, ладно. Пойду к папе, раз меня тут не любят.
Джордан уже почти дошел до двери, когда Эддисон его окликнула:
– На жалость давить тоже бесполезно. Но ты мой сын, и сегодня в твоих глазах не только усталость. – Она достала один брауни из-за тостера. – Держи. У меня тоже заначки есть.
– Ты лучшая мама на свете, – улыбнулся Джордан, откусил лакомство и обнял Эддисон. – Серьезно. Просто эталон.
– Ладно, я соврала, – хлюпнула она носом. – Лесть работает.
Том в очках и с усталым видом сидел за массивным столом из орехового дерева.
Так же, как и на кухне, вид подействовал на Джордана умиротворяюще. Сколько раз он ребенком прибегал сюда, с радостью или стыдом, чтобы поговорить с папой? Чтобы похвалили или отругали? Или просто потрепать языком?
Все и не упомнишь.
Джордан стоял в коридоре и оглядывал комнату. Типичный рабочий кабинет южного джентльмена. Роскошные деревянные панели, окно и пол, убранные в сине-зеленых цветах. Скупые картины кораблей на стенах. Тяжелая кожаная мебель.
И еще, среди кучи книг по праву, помогавших и Тому, и Джордану по работе, – неумелые детские рисунки и семейные фото. Мяч, что он поймал в первую игру за «Храбрецов». Глиняный горшок – кажется, дело рук Джеймса, – текущий, как решето, если налить туда воду. Пять пар бронзовых пинеток.
Пожелтевший снимок Эддисон – тот день, когда родители впервые встретились.
И прямо на столе – острые как бритва зубы метровой акулы.
Том всем рассказывал, будто поймал рыбину на берегу Кей Ларго.
Вообще-то, это был Джесс – заядлый рыбак, – которому пришлось затаскивать акулу в лодку, когда отец увидел, кто же им попался.
– Привет, Джордан. – Том поднял голову и указал на одно из кресел сбоку от стола. – Садись.
Джордан подчинился и вытянул ноги так, что они оказались рядом с отцовскими. Мужчины поболтали на привычные темы: спорт, погода, предстоящая малоприятная процедура уплаты налогов. Как дрессировать собаку.
Повседневная ерунда.
– Что-то тебя гложет, сын?
Джордан скрестил руки на животе и посмотрел в двойное окно. Снаружи совсем стемнело. Насекомые роились в свете фонарей и танцевали над окружающей парковку азалией.
Ком снова напомнил о себе и сжался туже.
– Думаю, я виновен в смерти женщины.
– Так-так. – Том снял очки и наклонился вперед. – Серьезное заявление. Пояснить не хочешь?
Вообще-то, не особо. Чего Джордан хотел, так это отмотать время назад. Поговорить с Лесли вежливо. Подтвердить, что да, он придурок, согласиться на еще одно свидание, еще один шанс. На что угодно, лишь бы она не пошла за ним в тот гараж.
Вот только это невозможно. Поэтому Джордан посмотрел на отца и выложил все, что узнал Коулман.
– Джордан. – сочувственно и устало вздохнул Том. – Ты не больше виноват в том, что случилось или нет с той женщиной – помни, доказательств ее смерти нет, – чем пассажир, выживший в авиакатастрофе, в гибели остальных летевших. Ты тоже тогда пострадал. И то, что ты выжил, а она – возможно – нет, не значит, будто ты поступил неправильно.
– Я понимаю. – Умом. Сердце – другое дело. – Просто мне… тошно. Мучит совесть, все перемешалось.