Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы
Шрифт:
Из-за нерешенных проблем с жильем некоторые литераторы не могли наладить нормальную семейную жизнь. Т. Фоог-Стоянова вспоминала о взаимоотношениях своей матери и В. Пяста: «Мама же месяцами бывала в Москве. Там они ютились, снимая комнаты, то на Солянке, то на Мясницкой. Если мамы не было, всегда был для Пяста угол у С. Н. Бернштейна в Столешниковом переулке. Последний год они снимали полдомика у какого-то железнодорожника в Голицыне» [290] .
290
Фоог-Стоянова Т.О Владимире Алексеевиче Пясте // Наше наследие. 1989. № 4. С. 102.
То, что у некоторых писателей были многокомнатные квартиры, не должно вводить нас в заблуждение, так как
291
Новиков И.Во власти «Цусимы» / А. С. Новиков-Прибой в воспоминаниях современников. С 161.
Представляют интерес описания внутреннего убранства жилищ писателей, их интерьеров. Из мемуаров литераторов, их родственников и близких знакомых видно, что многих писателей не очень волновали условия быта и обстановка жилья. Это касалось и элиты, которая, безусловно, могла себе многое позволить. В квартирах писателей, относящихся к быту с безразличием, изящную обстановку нередко создавали их жены. Так, по воспоминаниям современников, «трехкомнатная квартира Булгаковых была очень красива, со вкусом обставлена. Главным образом мебелью красного дерева. На обеденном столе — синий с позолотой старинный сервиз» [292] . Чтобы позволить своей семье подобный образ жизни, М. Булгаков брался за любую подработку.
292
Там же. С 129.
На обстановку жилища писателя влияли его увлечения. Например, в комнате, где в тридцатые годы жил А. Чапыгин, стоял верстак, так как писатель любил заниматься ремеслом [293] .
Увлечение отразилось и на интерьере жилища Э. Багрицкого: «Он позвал нас в более чем скромно обставленную комнату, где стоял большой, густо населенный аквариум. Пододвинув табурет и сбросив с одной ноги туфлю, чтобы поджать ногу под себя, Эдуард Георгиевич сел и принялся говорить с нами о своих рыбах. Это был поэтический, увлеченный рассказ, пересыпанный юмором и грустью» [294] .
293
Холопов Г.Рассказы о современниках //Звезда. 1979.№ 10.С 86.
294
Воспоминания о Э. Багрицком // РГАЛИ. Ф. 2594. Оп. 1. Д. 70. Л. 43.
Квартиры некоторых писателей были скромными. Л. Жариков вспоминает о посещении Н. Ляшко в конце сороковых годов: «В столовой — простой деревянный стол, покрытый клеенкой, вокруг стола — разнокалиберные венские стулья. В углу, у стены, — дубовый буфет, за стеклами которого видна была обычная посуда». В кабинете «у окна стоял невзрачный с виду письменный стол с заштопанной в двух местах черной клеенкой. На столе не было ничего, кроме пузырька с чернилами, дешевой ученической ручки и стопки бумаги, нарезанной четвертушками. На высоких стенах кабинета не было никаких украшений, кроме небольшого портрета Гоголя над письменным столом и картины Беляницкого-Бирюли „Зимний пейзаж“» [295] .
295
Жариков Л.Дом в Лаврушинском переулке / Воспоминания о Н. Н. Ляшко. М., 1979. С. 55–56.
П.
296
Луговой П.С кровью и потом… //Дон. 1988. № 6. С 113.
Случалось, что обстановка в квартире была одной из составляющих имиджа литераторов, говорила о принадлежности ее хозяина к определенной социальной группе. Молва приписывала им определенный образ жизни. В связи с этим, по воспоминаниям жены, М. Пришвин «…не раз говаривал разным людям, что кабинет в стиле XIX века ему нужен только ради редакторов, — „а то они меня и за настоящего писателя не считают“» [297] . Описывает жена Пришвина и убранство квартиры: «Рабочий кабинет в Москве построен; он с матовыми темно-синими стенами и старинной мебелью XIX века. Время от времени появляется в нем какая-нибудь новая художественная старинная вещь. Вещи эти начинают жить здесь, каждая со своим собственным настроением, историей, смыслом, а в то же время все они теперь взаимно объединены душой их хозяина. Ничто здесь в этой молчаливой комнате не происходит впустую или бесполезно…
297
Пришвина В.Наш дом. С. 35, 37.
Посреди комнаты висит старинная люстра, она сделана из чистейшего венецианского стекла. Она прекрасна легкостью и чистотой материала. В ней нет ни одной металлической или деревянной детали. По форме она напоминает сложный прозрачный цветок».
Заканчивая наш обзор жилищных проблем писателей в тридцатые годы, отметим, что мы в основном останавливались на положении, сложившемся в то время в Москве и, отчасти, в Ленинграде. При этом не будем забывать, об этом говорит и А. Георгиев, что столичные литераторы в этом отношении находились в привилегированном положении по сравнению с писателями из других регионов [298] .
298
Георгиев А. А.Указ. соч. С. 147–148.
«Сама хожу в рванье»
Жили плохо. У большинства писателей денег на нормальную жизнь не хватало, а если они и были, то купить зачастую было нечего: товаров первой необходимости, особенно одежды и обуви, катастрофически не хватало. Очереди стали непременным атрибутом советской жизни.
В. Панова, которая имела на иждивении двоих детей и мать, тяжело переживала то, что не может обеспечить себе и им достойную жизнь. Она писала матери 10 апреля 1941 года: «Повторяю тебе: ни платка, ни рейтуз, ни бот (их достать сейчас невозможно!), ни материи… ни другие вещи, к[ото]рые я присылаю тебе, — не смей никому продавать… Пойми: я сама хожу в рванье, чтобы что-то выкроить для семьи, ты мне нанесешь личную, глубокую обиду». Но надо сказать, что в этот период писательница уже стала добиваться определенного признания, ее пьесы стали принимать в театры и публиковать. Поэтому через некоторое время она писала: «…имею уже также лайковые перчатки и хорошие чулки» [299] .
299
Вахтин Ю.Глазами младшего сына / Воспоминания о Вере Пановой. М., 1988. С. 63.