Повседневный сталинизм

Фицпатрик Шейла

В реальной жизни личные встречи клиентов из интеллигенции со Сталиным или другими высокопоставленными патронами случались сравнительно редко. По обычной схеме патрона умоляли о помощи в письме (всегда передаваемом с оказией лично в руки) и получали ответ (если повезло и патрон был в состоянии помочь) в виде телефонного звонка [99] .

Политические патроны могли помочь клиентам из интеллигенции разными путями. Они могли посодействовать им в получении дефицитных благ, например квартир или мест в элитных домах отдыха. Могли защитить клиента, впавшего в немилость (хотя это, конечно, не всегда было возможно: в эпоху Большого Террора подобная защита стала весьма трудным и опасным делом). Наконец, они могли вмешиваться в профессиональные споры, принимая сторону своего клиента. Именно об этой услуге часто просили клиенты, что влекло за собой гораздо более широкое вмешательство «государства» и «партии» в культурные дела, чем могло бы быть в другом случае.

99

Подробнее об этом см.: Fitzpatrick S. Intelligentsia and Power. Client-Patron Relations in Stalin's Russia // Stalinismus vor dem Zweiten Weltkrieg.

Покровительство являлось одним из важнейших механизмов распределения дефицитных

благ. Архив В. М. Молотова, главы советского правительства, завален просьбами о таких благах, особенно о жилье. Писатели, музыканты, ученые, артисты и художники — все обращались к Молотову, называя его в своих письмах по имени и отчеству и переводя свои притязания на личную почву, как и подобало клиенту, пишущему патрону. Молодой писатель Павел Нилин, мысли которого об относительной природе роскоши уже цитировались в этой главе, был одним из тех, чье обращение к Молотову оказалось успешным (он получил однокомнатную квартиру площадью 18 квадратных метров — вдвое больше старой). Писатель А. Н. Толстой, легендарный владелец «неисчерпаемого счета в банке», получил дачу не то в восемь, не то в десять комнат, правда, просил одиннадцать [100] .

100

ГАРФ. Ф. 5446. On. 82. Д. 77. Л. 9-10; Д. 56. Л. 154. В 1938 г. было благоприятное время, чтобы заполучить элитную квартиру: укажем на письмо, написанное в начале этого года, в котором работник жилищного отдела Моссовета заверяет Молотова, что НКВД скоро разрешит перераспределение квартир, опечатанных после арестов «врагов народа»: ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 82. Д. 72. Л. 114.

Просьбы защитить от клеветы и нападок тоже часто встречаются в почте Молотова. Беспартийный ученый молил о защите от травли со стороны влиятельного коллеги-коммуниста; историк просил пресечь клеветнические слухи, будто он дружил с троцкистом; поэт жаловался на разгромную рецензию на свое произведение в «Правде» [101] . Другие руководители тоже получали подобные просьбы от своих клиентов. Актриса, у которой муж попал в беду, обратилась за помощью к Я. Агранову, занимавшему высокий пост в НКВД. Композитор Дмитрий Шостакович, оказавшись в немилости из-за своей оперы «Леди Макбет Мценского уезда», естественно, попросил о заступничестве своего друга и патрона маршала Тухачевского [102] .

101

ГАРФ. Ф. 5446. Ф. 82. Д. 51. Л. 144; Д. 53. Л. 130; Д. 70. Л. 165.

102

Елагин Ю. Укрощение искусств. С. 52-53; Testimony. The Memoirs of Dmitri Shostakovich / Ed. by S. Volkov; transl. by A. W. Bouis. New York, 1980. P. 98-99.

Клиенты часто просили патронов вмешаться в профессиональные споры. Война Т. Д. Лысенко с генетиками, например, вызвала множество подобных обращений с обеих сторон. Физика тоже являлась темой жалоб и контржалоб. Так, например, группа философов-коммунистов стремилась заручиться поддержкой Молотова в полемической атаке на «идеализм» в физике, предпринятой ими на страницах своего журнала, а П. Л. Капица в то же время писал Сталину и Молотову письма в защиту «идеалистов», называя статью в журнале «безграмотной с научной точки зрения»и критикуя мнение, что «если... в физике ты не материалист... то ты враг народа». Художники, писатели и артисты в равной мере были склонны привлекать своих патронов к разрешению профессиональных разногласий [103] .

103

См., напр.: ГАРФ. Ф. 5446. On. 82. Д. 53. Л. 82, 102; Д. 65. Л. 207; Д. 112. Л. 281-292; Капица П.Л. Письма о науке 1930-1980. М., 1989. С. 151.

Некоторые ведущие деятели культуры и науки, как, например, П. Л. Капица и С. И. Вавилов в области естественных наук, в своих отношениях с высокопоставленными патронами выступали представителями целой группы клиентов. Они брали на себя функцию посредников в силу профессиональных заслуг и положения (президенты Академии наук, секретари профессиональных союзов, директора научно-исследовательских институтов наделялись этой функцией автоматически) и прочных связей с различными государственными лидерами. Порой посредничество имело целью представление профессиональных интересов той или иной группы, например, когда секретарь Союза писателей А. А. Фадеев в письме Молотову выражал общее недовольство литературного сообщества тем, что нет Сталинской премии по литературе (этот не­дочет быстро исправили), и поднимал другие вопросы профессионального характера, в том числе о гонорарах и налогообложении писательских доходов. Иногда оно было связано с защитой подчиненных, например, когда начальник конструкторского бюро писал председателю Ленисполкома, заступаясь за инженеров, которым грозила высылка как «социально чуждым» [104] .

104

ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 81а. Д. 337. Л. 76-78; ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1515. Л. 64-65.

Многие «посреднические» действия вызывались арестами среди профессионального сообщества, представляемого посредни­ком. Капица, к примеру, дважды обращался к Сталину по поводу ареста и заключения физика Л. Д. Ландау. Сергей Вавилов в 1944 г. писал Берии, пытаясь добиться освобождения из тюрьмы молодого астронома. М. Горький прославился своим заступничеством за представителей петроградской интеллигенции во время гражданской войны и в 1930-е гг. продолжал свое дело. Режиссер Вс. Мейерхольд нередко обращался к своим патронам Енукидзе и Ягоде, заступаясь за арестованных друзей и знакомых из театральной среды [105] .

105

Капица П.Л. Письма о науке. С. 174-175, 178-179; Josephson Р. Physics and Politics in Revolutionary Russia. Berkeley, 1991. P. 316; Елагин Ю. Темные гении (Всеволод Мейерхольд). Нью-Йорк, 1955. С. 294-295.

Ю. Елагин рассказывает в своих мемуарах историю эпической «битвы патронов» между двумя театральными деятелями с хорошими связями — администратором Театра им. Вахтангова Л. П. Руслановым и главным режиссером Московского театра Красной Армии А. Д. Поповым. Русланов и Попов жили в одном доме, и свара началась после того, как Попов повесил на свой балкон ящики с цветами, в которых Русланов усмотрел

потенциальную опасность для прохожих. Используя свои связи, он добился от начальника районного отдела милиции приказа убрать ящики с балкона; Попов сделал козырной ход, получив у начальника городского отдела милиции разрешение оставить цветы. Русланов отправился к начальнику милиции всего Советского Союза; Попов ответил на это письмом от Ворошилова, приказывавшего прекратить травить его из-за ящиков с цветами. Но Русланов все-таки победил: он дошел до Калинина и получил распоряжение убрать злополучные ящики [106] . Апокрифическая или нет, эта история является прекрасной иллюстрацией того, какие иерархии покровительства мог задействовать упорный, имеющий хорошие связи клиент. У Театра им. Вахтангова, по словам Елагина, в период, предшествующий 1937 г., имелся свой круг патронов среднего уровня, «всегда готовых сделать все возможное для нашего театра», куда входили М. Горький, Енукидзе и Агранов (заместитель начальника ОГПУ). Но существовали и более высокопоставленные лица, например Ворошилов и Молотов, которых можно было призвать на помощь в экстренных случаях [107] .

106

Елагин Ю. Укрощение искусств. С. 66-69.

107

Там же. С. 48.

Выгоды для советских клиентов от отношений с патронами очевидны, а какие выгоды доставались патронам? По-видимому, те же самые, что воодушевляли патронов во все века: вера, что покровительство искусствам бросает отблеск славы и на мецената, удовольствие от светских контактов с представителями культурного бомонда, наслаждение лестью, вменявшейся в обязанность клиентам. «Ворошилов любил немножко, так сказать, мецената изображать, покровителя художников и прочее», по словам Молотова, отмечавшего, что Ворошилова связывали с некоторыми из его клиентов, например с художником Александром Герасимовым, настоящие дружеские отношения. И. М. Тройскому, сыну крепостного крестьянина, ставшему главным редактором «Известий» и патроном группы художников-реалистов старой школы, неискреннее восхищение «старых прославленных мастеров живописи» льстило и одновременно приводило его в смущение. Благодарным клиентам были свойственны неумеренные восхваления политиков с подчеркиванием их эрудиции в области культуры. Так, например, писательница Галина Серебрякова, соседка по даче многих представителей политического руководства, писала о члене Политбюро В. В. Куйбышеве, что он «человек многогранный, большой знаток живописи и литературы, обаятельный, необыкновенно простой и скромный в обращении», и особенно вспоминала, какое эстетическое наслаждение он получал, любуясь красивым закатом [108] .

108

Сто сорок бесед с Молотовым. С. 315; Гронский И. Из прошлого... С. 142-143; О Валериане Куйбышеве: Воспоминания, очерки, статьи. М., 1983. С. 219-221.

Конечно, в положении патрона и клиента таились свои опасности. Клиент восхвалял великодушие своего патрона, — но неискренние восторги в адрес местного руководителя могли спровоцировать обвинение последнего в том, что он насаждает свой «культ личности», а Сталин, как известно, очень болезненно относился к попыткам подчиненных обзавестись собственными приверженцами. Ему не нравилась дружба Ворошилова с Герасимовым и другими художниками; по словам Молотова, он видел опасность в тесных личных контактах политических и культурных кругов, потому что «художники — они-то ротозеи. Они сами невредные, но вокруг них всякой шантрапы полосатой полно. И используют эту связь — с подчиненными Ворошилова, с его домашними». Покровительство Гронского художникам-реалистам, упомянутое выше, доставило ему неприятности. На следующий день после того, как группа «клиентов» торжественно проводила его домой в знак признательности за выступление на собрании художников, ему позвонил Сталин с неожиданным вопросом (в котором Гронский уловил завуалированную угрозу): «Что вчера была за демонстрация?» [109]

109

Сто сорок бесед с Молотовым. С. 315; Гронский И. Из прошлого... С. 143. Отметим, однако, что, несмотря на угрожающую преамбулу, Сталин, по словам Тройского, посочувствовал художникам, когда Гронский описал ему их положение, и активно занялся их делом.

Для клиентов тоже существовала опасность. Покровительство Ежова, разумеется, аукнулось впоследствии его клиентам, большинство которых пострадали во время Большого Террора после его падения. Покровительство Бухарина после его объявления правым уклонистом разрушило карьеру целой когорты молодых ученых-коммунистов. Такое случалось и на более скромном уровне. Как выразился один журналист — респондент Г арвардского проекта: «Протекция — дело опасное... Если у тебя есть друг, это хорошо, но если завтра его арестуют — это будет плохо. Потому что, если друг арестован, у тебя тоже начнутся неприятности. Органы будут интересоваться не только им, но и его друзьями. Когда арестовали Ягоду, взяли и тех, с кем он был связан... Если работаешь в газете и редактор тебе протежирует — это хорошо, но только не надолго» [110] . Покровительство существует во всех обществах. Отличительная черта покровительства в СССР в сталинскую эпоху — то, что государство являлось монопольным распределителем в условиях дефицита всех товаров и услуг. Монополия государства означала, что главной функцией советской бюрократии стало распределение.Дефицит означал связь доступа к товарам и услугам с приоритетами и привилегиями. Существовали формальные правила, определявшие приоритеты, но с их помощью нельзя было решать конкретные вопросы, поскольку избранная приоритетная группа всегда превышала сумму имеющихся благ. И тогда в дело вступало покровительство (и его ближайший родственник блат). Окончательное решение было за бюрократами — но принимали они его не на формально-­законных, а на личных основаниях. Представители интеллигенции, как правило, больше полагались на покровительство, чем на блат, поскольку имели более тесные личные связи с коммунистическим высшим обществом, чем большинство остальных граждан. Привилегированный статус интеллигенции как группы в целом не наделял привилегиями автоматически каждого ее отдельного представителя. Отдельные представители интеллигенции реализовали свои притязания на привилегии тем же способом, что и желающие стать стахановцами, — подыскивая патрона-спонсора.

110

HP. № 359 (XIX). Р. 32.