Повторение пройденного

Баруздин Сергей Алексеевич

– Тише, тише! Умоляю!
– попросила мать.
– Ведь он может услышать.

Утром мать сказала мне:

– Я все вот думаю, почему ты не позовешь домой своих товарищей по Дому пионеров? Ну и девочек, конечно, с которыми дружишь.

– Зачем?

– Зачем? Просто так. Пусть они дома у тебя побудут...

– Хорошо, мама, я как-нибудь позову, - вежливо пообещал я.

Она затащила меня к своей подруге. Я упирался, отнекивался (ведь она даже не ответила на

мою записку), но Наташа настояла:

– Мы совсем ненадолго. Я только поздравлю. У нее день рождения.

Денег у меня не было, но была книжка, относительно новая: Георгий Шенгели, "Законы стихосложения".

– Тогда, может, это подарим?
– предложил я не без некоторых раздумий. Мне жаль было этой книжки, которую я раздобыл с трудом.

– Подарим!
– сразу же согласилась она.
– Это даже весело будет. Ведь Леночка тайно стихи пишет. Только тебе не жалко?

– Что ты!

Для нее мне ничего не было жалко. Не для Леночки, конечно.

Мы оказались напротив Кремля, на Софийской набережной, в стареньком одноэтажном домике. В небольшой комнате шумело человек десять ребят девчонок и мальчишек лет пятнадцати-шестнадцати. Я не чувствовал себя среди них лишним, благо о моем возрасте и даже имени никто не спрашивал. Мы играли в "испорченный телефон", а потом "в почту", и все было хорошо, пока...

– А теперь танцевать! Танцевать!
– закричала раскрасневшаяся именинница.

Уже через минуту патефон назойливо загнусавил:

Утомленное солнце

Нежно с морем прощалось.

В этот час ты призналась,

Что нет любви...

– Ты танцуешь?
– спросила меня именинница.

– Я не танцую, - сказал я одеревеневшим голосом.

Но это было еще полбеды. Наташа, видимо, не слышала моих слов.

– Пойдем!
– подбежала она ко мне.

Я так и знал.

Это было ужасно! Теперь мне казалось, что я упустил самое главное в жизни, не научившись танцевать. И как это мне в голову раньше не приходило.

– Нет, - промычал я.
– Не хочется что-то...

– Ну, тогда почитай стихи!
– сказала она.
– И Леночка послушает. Ведь она тоже пишет. Леночка! Леночка! Послушай!
– попросила она.
– У него очень хорошие стихи.

Я был растерян настолько, что начал читать:

Мы родились среди берез,

Нас вскормили русские матери,

И недаром, друзья, до слез

Полюбили равнин мы скатерти.

Сотни тропок, лесов, дорог

Все, что было когда-то пройдено,

Все, что каждый из нас берег,

Мы назвали с тобою Родиной.

Мы гуляли в родных лесах

И в сады мальчишками лазали,

А постарше в густых ветвях

Увлекали

друг друга рассказами:

О Мадриде, где не было нас,

О дозорах на наших границах...

Моя Родина! Как сейчас

Я хочу с тобой породниться!

Меня никто не слушал. Не слушала Леночка. Не слушали другие ребята. Даже она не слушала.

Она пошла танцевать с другими. Эти - другие - казались мне отвратными ребятами. Но самым отвратным из всех был я. Я ненавидел себя.

С трудом я дождался окончания вечера. Хорошо хоть, что ждать пришлось недолго. Через полчаса вся компания разошлась по домам.

Я молча проводил Наташу и, прощаясь, прятал от нее глаза... И про мою записку она не сказала ни слова, будто ее не было.

По всей Москве висели объявления о школах танцев. Но туда мне дорога была закрыта. Ведь школы танцев - для взрослых.

После уроков я прибегал домой и - до прихода родителей с работы, отодвинув в сторону стол, - начинал:

Утомленное солнце

Нежно с морем прощалось...

Так было несколько дней, и у меня уже что-то получалось. Пожалуй, теперь я бы даже не отказался попробовать потанцевать с Наташей.

Но тут я неожиданно вспомнил: а вдруг она меня на каток позовет? Вот если бы прыгать с парашютной вышки в парке культуры! А на коньках я...

Я катался далеко не блестяще. Да и коньки у меня старые-престарые, столетней давности.

Вечером я пристал к родителям:

– Мне нужны деньги на коньки. На новые.

Мать с удивлением посмотрела на меня:

– Еще в первом классе купили тебе коньки, валяются...

– Они же малы, - сказал я.
– А я хочу...

Отец выложил деньги.

– А на абонемент?
– попросил я.
– В парке культуры есть школа такая, где учат хорошо кататься. Семь рублей.

– Ну, если так серьезно, - произнес отец, - получай.

– Баловство это все! Пустая трата денег!
– проворчала мать.

В отличие от отца мать всегда экономила. Впрочем, наверно, и правильно. Я знал, что денег у родителей вечно не хватало.

Но это было не баловство. Две недели подряд я ездил в парк культуры. Возвращался в снегу, с синяками и шишками.

Родители поражались моему рвению.

– Спорт - полезная штука, - говорил отец, больше матери, чем мне. Пусть занимается.

И вот я решил проявить инициативу сам:

– Наташа, поедем на каток в выходной? Или завтра? А?

– Ты знаешь, я почти не катаюсь, - сказала Наташа.
– Да и зима скоро кончается. Не сердись. Давай лучше на будущий год. А вот плаваю я неплохо. Поедем летом?
– предложила она.