Повторение пройденного
Шрифт:
– Надпись бы, - сказал Саша.
– Хоть вот на этом.
– Он раздобыл щепку.
Чернильным карандашом Саша нацарапал: "Шукурбек Ахметвалиев. 1926 45. И еще - сержант, два солдата".
Фамилий сержанта и солдат из трофейной команды, погибших здесь два дня назад, я не знал.
...Они только час назад вырвались из города.
– Как?
– И не спрашивайте!
– Они смеялись, и плакали, и опять смеялись. Свои! Родные! Свои!
Грязные лица, затянутые по глаза платками, замызганная одежда, мокрые ноги - они были одинаковые, как серые тени,
– А ты чего?
– Володя подошел к ней.
– Иль от счастья онемела?
Она рванулась к забору и задрожала, словно ее собирались ударить.
Володя да и все мы ничего не поняли.
– О, мы и забыли!
– сказала одна из женщин.
– Это Хильда, она немка. Но хорошая. Несчастная только. Мать погибла, отец неизвестно где. А там, в Бреслау, такой кошмар, того гляди, свихнется девка. И солдатня ихняя... А девчонке-то шестнадцать... Вот и маялась с нами. Две недели в подвале вместе сидели, а сегодня собрались бежать. "С вами, говорит. Не могу здесь, не могу..." Фюрхте нихт, Хильда! Фюрхте нихт!
– добавила она, обращаясь к Хильде.
– Зи лассен дих ин руе! Дас зинд дох унзере, унзере!*
_______________
* Не бойся, Хильда! Не бойся! Они тебя не тронут! Это же наши, наши! (нем.)
– Немецкий знаете?
– удивился Заикин.
– Небось не первый год здесь горе мыкаем, - сказала женщина. Научили!
– И давно вас?
– Я вот уже три года с лишним, а они больше двух.
– Из каких же мест сами?
– Брянская я...
– Из-под Пскова, село Никольское. Не слыхали?..
– А я из Орла...
Их было трое, кроме немки. Младший лейтенант Заикин приказал накормить их и устроить с жильем.
– Чего-чего, а жилья у нас хоть отбавляй!
– сказал Володя.
Наш дивизион размещался в большом дачном пригороде Бреслау. Четыре дома занимали мы, остальные пустовали. А их было, наверно, не меньше сотни.
– Нам помыться бы.
Мы провожали их целым табуном - Заикин, Володя, Саша, еще несколько ребят.
– И помоетесь. И переоденетесь. Здесь полный комфорт.
Немка молча семенила за женщинами.
Возле одного из особняков мы остановились:
– Здесь вам будет хорошо. А потом приходите. Не позже чем через час. Если тут одежды не хватит, рядом дома...
Володя скрылся в доме вместе с ними.
Наконец появился.
– Сколько тебя ждать?
– Да что вы, ребятки! Дайте с девочками поговорить!
Они вернулись, когда мы уже ужинали.
– Вот это да!
– первым воскликнул Володя.
– Садитесь, девочки. Только электричества нет, а так - полный комфорт! Со свечами даже уютнее!
Они и в самом деле были неузнаваемы. Даже немка.
Тоненькая, еще девочка, она выглядела нарядно и смущалась.
– Их данке инен!* - прошептала она, когда Заикин подставил ей стул.
_______________
* Я благодарю вас! (нем.)
Вошедшие представились:
– Люся.
–
– А вас как зовут?
– спросил я свою соседку - светловолосую, голубоглазую женщину лет под тридцать, когда мы сели за стол.
– Валя, - ответила она.
– А по отчеству?
– Зачем по отчеству? Просто Валя, Валентина...
– Так давайте, - перебил наш разговор сидевший рядом младший лейтенант Заикин, - поднимем эти стаканы и осушим их разом за вас и ваших подруг, за то, что вы благополучно вырвались... И...
– Заикин на минуту запнулся, взглянул на Хильду.
– И за вас, девушка. Мы хотя, так сказать, и противники в настоящее время, но будем надеяться, что вы, как молодое поколение, вернее - как представительница этого поколения, не пойдете по стопам...
– Простите, - шепнула мне Валентина, - я переведу Хильде...
И она стала шепотом переводить немке слова Заикина.
– Итак, за вас, - повторил младший лейтенант.
Сев, Заикин пробовал что-то узнать у Хильды, с трудом подбирая немецкие слова.
Но она махала головой:
– Их ферштее нихт!
– Я спрашиваю, что она будет делать, куда пойдет.
– Заикин обратился через стол к Клаве.
– Она говорит, что будет работать, много работать, чтобы искупить грех своей Германии, - сказала Клава.
– Может, в госпиталь ее пристроить по пути или в пекарню, в прачечную? Она говорит, что хочет работать только на русских солдат, пока идет война. В Бреслау она не хочет возвращаться...
За столом стало шумно.
– Валька у нас красавица. Не то что мы, - говорила Володе сидевшая рядом с ним Люся.
– Ей даже сажей мазаться, безобразить себя приходилось, когда мы прятались. Ну, чтоб немцам не бросаться в глаза.
Она о чем-то задумалась, глядя на Валю, и лицо ее - обычное, чуть курносое, широкоскулое и не броское русское лицо - стало сосредоточенным.
– Да ты ешь, ешь, подкрепляйся.
– Володя подсовывал Люсе то масло, то галеты, то колбасу, то разогретые консервы.
– А глядишь, и лучше, что мы с Клашей такими уродились, - продолжала она, не слушая Володю и уже обращаясь ко всем.
– Там, где мы горе мыкали, только таким и выжить. Ведь шутка сказать, два года мы с Клашей, два года... А хозяин, боров такой! Успевай поворачивайся. И лютый, гадина! Помнишь, Клаша, как он нас прошлую зиму в пролетку свою впряг? Мол, катай-катай! И катали. А что поделаешь?..
И Люся и Клава были моложе Вали, но выглядели, пожалуй, старше. И руки - большие, красные... Руки крестьянок...
– Домой бы теперь, домой!
– мечтательно произнесла Люся.
– Вот поднимемся завтра и в дороженьку. Не верится! И что-то там у нас, что осталось?..
– А вы давно познакомились?
– поинтересовался я у Вали.
– Нет, недавно, - сказала она.
– Уже во время штурма Бреслау. А так работали в разных местах...
Мне надо было заступать на пост, сменять Сашу.
Я вышел на улицу. Моросил дождь. Над Бреслау, который казался сейчас очень далеким, полыхали зарницы. А у нас тишина.