Повторение пройденного
Шрифт:
Саша ждал меня:
– Там весело?
– Иди. Только началось.
– Пойду, а то холодно.
– Иди, иди...
Я заступил на пост и стал прогуливаться по улице, чтобы не слышать доносившихся из нашего дома веселых голосов. А там уже вовсю шумели, и пели, и звучала музыка...
Когда ходишь, время идет быстрее и не так скучно.
Приблизительно через час веселье в нашем доме закончилось, и ребята высыпали на улицу.
– Опять слякоть.
– Завтра
Несколько ребят пошли провожать женщин. Хильда семенила за ними.
Последними из дома вышли Володя и Валя. Володя держал ее под руку.
– Ах вот где вы, юноша!
– воскликнула она.
– Адью! Зай гезунд, кнабе!*
_______________
* Будь здоров, мальчик! (нем.)
Валя да и Володя были порядком навеселе.
Они направились в сторону дома, где остановились женщины. До меня донеслись их голоса.
– Нет, сейчас нельзя. Позже. После отбоя...
– говорил Володя.
– Я усну. Я так устала...
– В конце концов можешь ты подождать полчаса?
Я не заметил, как подошел лейтенант Соколов, возвращавшийся с дежурства в штабе.
– С кем это там Протопопов?
– Простите, товарищ лейтенант! Здесь три женщины из Бреслау вырвались, - объяснил я, - из наших угнанных. И еще немка с ними. Ужинали вместе, сейчас домой пошли...
– Это я слышал, а Протопопов с кем из них? Как ее зовут? Не слыхал? В голосе Соколова вдруг прозвучало беспокойство.
– Это Валя такая, Валентина, - сказал я.
– Она из Орла, кажется.
– Валентина?
Я не успел сообразить, как Соколов решительной походкой направился туда, где только что стояли Володя и Валя.
Потом я услышал дикий женский крик. В испуге ко мне подбежал Володя:
– Что он, рехнулся? Что случилось? Сумасшедший!
Я тоже ничего не мог понять.
– Он спросил, как зовут ее. Я ответил...
Володя был похож сейчас на обиженного ребенка. Губы надуты, и в глазах чуть ли не слезы.
– Да брось!
– сказал я.
– Давай лучше закурим.
– Тебе хорошо говорить... А у меня все на мази было... И все из-за этого...
Меня не меньше Володи беспокоило случившееся.
– Придет лейтенант - наверно, скажет, что и почему.
Возвратились ребята, провожавшие Люсю и Клаву.
– Что произошло? Она бежит, орет, а он идет за ней и кричит: "Стой! Не трону! Стой!"
Володя продолжал ворчать:
– И надо же в такой момент...
Наутро Люся и Клава недоумевали:
– Может, они знакомые были? С Валькой-то?
– Как убежала вчера, так и не пришла. Не ночевала!
– А ваш лейтенант ничего вам не сказал?
– Куда же она денется теперь? Неужто одна ушла?
–
– И такие были... Одним каторга, а другим удовольствие. Пристраивалась...
– Красавица! Нечего сказать!
– Нет, что-то здесь... Не может так...
– А ведь какой прикидывалась!
Мы недоумевали не меньше женщин. Лейтенант Соколов ни вчера, ни сегодня, после подъема и когда мы завтракали, не проронил ни слова.
И вдруг Хильда, молча стоявшая с женщинами, тихо произнесла:
– Зи вар ди фрау айнес дойчен СС оффициере! Зи загте мир зелбст унд бат швайген! Абер их каните зи фрюер бис цум айнтритт дер руссен!*
_______________
* Она была женой немецкого офицера СС! Она сама мне сказала и просила молчать! Но я знала их и видела раньше, до прихода русских! (нем.)
Через два дня нам с лейтенантом Соколовым удалось вырваться в Лигниц. Мы ехали на попутных, и всю дорогу комвзвода молчал. Обронил лишь несколько слов:
– Проголосуем!
– Влезай!
– Здесь сойдем...
– Теперь близко...
Я смотрел на Соколова и не узнавал его.
Он постарел за эти дни, осунулся. Морщины под глазами. Седина. Или я не замечал ее прежде? Нет, прежде у него не было ни одного седого волоса. Да и рано: ведь лейтенанту тридцать два.
Когда мы сошли на повороте, чтобы поймать следующую машину, Соколов долго тер глаза. Видно, они болели от бессонницы. И потом, в Лигнице, тоже тер их. И глаза его стали красными, воспаленными и еще более старыми.
По существу, я совсем не знал Соколова, но в нем было для меня что-то притягательное. Люди, ясные с первого взгляда, наверное, не так интересны.
Но вот что происходило сейчас с Соколовым? О чем он мучительно думал? Чем терзался? И что значила для него эта встреча с Валей-Валентиной?
Уже когда мы сидели в госпитале у Бунькова, я все ждал: вот сейчас он заговорит об этом, ведь друзья...
Но разговор шел обычный - о здоровье старшего лейтенанта, о дивизионе, о делах на фронте, о союзниках, которые наконец-то раскачались со вторым фронтом. И Соколов не вспоминал случившегося.
Я ёрзал на стуле рядом с койкой старшего лейтенанта, без конца поправляя сползавший с моих плеч халат. Палата выздоравливающих, в которой лежал Буньков, гудела. Забивали "козла". Сражались в шахматы. Смеялись, рассказывая что-то забавное. Шелестели газеты. Стучали костыли. Скрипели койки.
Дважды зашла сестра, сказав предостерегающе:
– Мальчики!
Ее не слушали. Только один из выздоравливающих оторвался от домино и бросил:
– Гоните! Хоть сейчас! С радостью превеликой!