Поймать вора
Шрифт:
— Вы натуралист? — спросил он. — И поэтому приехали в Мексику?
— Я частный детектив, — ответил Берни. — Полагал, что это вам известно.
— Почему вы так решили?
— Потому что вы меня не спрашивали.
У полицейского вновь задергалось веко. Я, глядя на это, обрадовался, хотя не могу объяснить почему.
— Статус частных детективов с Севера здесь силы не имеет, — заявил капитан Панса. — Следовательно, вы в отпуске.
— Да. — Берни поднялся. — Только-только начали расслабляться.
Полицейский улыбнулся. Э, да у него не хватает зуба. От этого он мне невольно стал неприятен.
— Мы рады, когда нашим гостям у нас хорошо. Но прежде чем вы уйдете,
— Их проверяли на границе, — ответил Берни.
— Тем не менее я должен посмотреть.
— Документы в машине.
Капитан Панса кивнул в сторону двери. Берни сделал шаг к выходу. Я пошел за ним.
— Пес останется здесь, — потребовал полицейский. — Я люблю собак.
Берни посмотрел на него и кивнул.
— Чет, останься. — Он вышел на улицу, а я остался.
Капитан Панса перестал улыбаться. Он глядел на меня, а я глядел на него. Если ему и нравились мне подобные, по его лицу это было незаметно.
— Я видел, как ты вел себя вчера ночью, — сказал он. — Muy bien [20] . — Мы могли бы составить хорошую команду. — Он выдвинул ящик стола и достал большую галету в виде кости. Именно такой размер мне нравится больше всего. Он протянул угощение мне. — Ven aqui [21] .
20
Очень хорошо (исп.).
21
Пойди сюда (исп.).
Я не шелохнулся.
Полицейский рассмеялся.
— Только подумай — тебя боится Джокко! — Он убрал галету и закрыл ящик.
Джокко? Этот тип знает Джокко? Что бы это значило, если вообще что-нибудь значит?
Открылась дверь, вернулся Берни. Он пересек кабинет и положил документы на стол капитана Пансы. Тот едва на них взглянул.
— Бумаги не в порядке.
Напарник одарил его взглядом, значения которого я совершенно не понял.
— Вам предлагается немедленно покинуть Мексику, в противном случае собака будет конфискована.
Берни не отвел глаз.
— Назовите цифру.
— Цифру, сеньор? Для вашего же блага я сделаю вид, что не слышал этого слова.
Берни немного помолчал, затем сказал:
— Мы можем делать какой угодно вид.
Капитану Пансе его слова почему-то не понравились, вроде как укололи. Я понял это по его глазам, в которых будто что-то дрогнуло.
Напарник повернулся ко мне.
— Пошли.
Я последовал за ним к двери.
— И вот еще что, — сказал нам вдогонку капитан Панса. — Если станете держать безопасную скорость, будете на границе, — он посмотрел на часы, такие же золотые, как его ручка, — через час пятнадцать. Как только вы ее пересечете, мне, естественно, доложат по телефону.
— До свидания, — произнес Берни.
— Hasta la vista [22] , — ответил полицейский.
— Все здесь насквозь провоняло, — буркнул Берни, усаживаясь в машину.
Разве? Я принюхался — воздух был насыщен запахами, но я бы не назвал это вонью.
Мы поехали в обратном направлении — туда, откуда прибыли, удаляясь от Дос-Хоробас.
— Hasta la vista, — повторил Берни. — Что-то меня не соблазняют новые встречи, особенно на этой территории.
Его мысль ускользнула от меня: я любовался мелькающими мимо
22
До встречи (исп.).
— Что такое «граница», Чет? — спросил Берни, и я ждал, чтобы он объяснил. — Всего лишь линия на карте, которую провели политики. Неужели мы станем серьезно к ней относиться?
Я не знал. Мы подъехали к перекрестку. Асфальт убегал вперед, а вбок отходила грязная колея. Напарник остановился и заглушил мотор.
Стало по-настоящему тихо. Берни повернулся на сиденье и посмотрел на гору. Между вершинами белело пятно.
— Сан-Ансельмо, — проговорил он. — Таков был наш план. Неужели мы отступим и смиримся с тем, что кто-то хочет дать нам под зад?
Нам собираются дать под зад? Кто? Я понятия не имел. Но допустить это никак невозможно. Я гавкнул. Берни рассмеялся и потрепал меня по холке. Затем открыл бардачок, достал револьвер и коробку с патронами.
— Не знаю, как ты, — начал он заряжать барабан, и на поверхности патронов отражалось солнце — зрелище, которое мне всегда нравилось, — а я намерен дать сдачи.
У меня было точно такое же настроение. Врезать им в самую лунку, хотя я не очень представляю, что это значит. Лунки — это когда играют в гольф, а мячи — это то, что приятно взять в пасть, и, помнится, однажды в магазине… Но я сейчас не об этом. При чем тут гольф? Гольф не присутствовал ни в одном нашем расследовании. Постойте! Присутствовал. Я вспомнил полковника Драммонда на тренировочной площадке. Вот вам и лунки, а также желтые брюки. Может, гольф все-таки фигурирует в этом деле? Я не возражаю. Готов и к гольфу, и к игрокам в желтых брюках, которым не терпится дать нам под зад.
Берни засунул револьвер тридцать восьмого калибра за пояс, свернул с асфальта и оказался на колее. И вслед за этим его рука ослабила хватку рулевого колеса и потянулась к выключателю радио. Послышалась наша любимая мелодия «Мне тоже больно» с Элмором Джеймсом и его гитарой, затем «Если бы ты была моей» с Билли Холидеем и Роем Элдриджем — его труба всегда задевает меня за живое — и, наконец, «Хонки тонк блюз» с Хэнком Уильямсом. К этому времени Берни распевал во всю силу своих легких, а я ему подвывал. Мы сделали еще поворот, и теперь гора стояла прямо перед нами и приближалась.
Дорога стала подниматься на ближайший горб Дос-Хоробас. Я люблю кататься по горкам — сверху можно посмотреть на то место, где только что был, а затем опять и опять. Иногда мне становится от этого муторно, но не на этот раз. Вскоре дорога выровнялась, сделалась мощеной, стали попадаться машины. Мы въехали в Сан-Ансельмо по узенькой булыжной, сплошь в ямах улице и оказались на площади с фонтаном в середине и белеющими на солнце домами по сторонам.
Остановили машину у старого проржавевшего помоста с уймой цветов в глубине. Ну и запахи — класс! Вышли из авто и направились к уличному кафе у фонтана.