Поймай меня, если сможешь
Шрифт:
Мне была предоставлена неограниченная свобода читать и получать письма или иные почтовые отправления, причём почту мою не перлюстрировали. Поскольку в Палате проживала всего сотня заключённых и содержать собственную кухню представлялось экономически нецелесообразным, еду заключённым приносили из окрестных ресторанов, каждый мог в разумных пределах выбирать собственное меню.
Содержали в Палате заключённых обоих полов. В заведении было несколько женщин, но сожительство между заключёнными не допускалось. Допускались интимные свидания с супругами, а также друзьями или подружками с воли. Заключённые могли свободно
Совершивших тяжкие преступления в Палате не держали. Мои товарищи по заключению были чековыми мошенниками, угонщиками автомобилей, растратчиками и тому подобными преступниками, не прибегавшими к насилию. Однако заключённых сортировали по многоместным спальням соответственно возрасту, полу и роду преступлений. Меня поселили в спальне фальшивомонетчиков и мошенников моего возраста.
В шведских тюрьмах и в самом деле стараются исправить преступников. Мне сказали, что отбывая срок, я могу либо посещать занятия в университете, либо работать на парашютной фабрике, расположенной на территории тюрьмы. А могу и просто отсидеть свой срок в Палате. Если пойду учиться, моё обучение и всё необходимое оплатит шведское правительство. Если решу работать на фабрике, мне будут платить по той же ставке, что и вольнонаёмным рабочим той же квалификации.
Сбежать оттуда было бы проще простого, если бы не одно обстоятельство. Шведы уже давным-давно ввели паспортную систему. Паспорта у них спрашивают редко, но любой полицейский имеет право потребовать от любого гражданина предъявить документы. Документы нужны и для того, чтобы пересечь любую границу, и на международном поезде или самолёте. У меня же их не было. Как не было и денег.
Но вообще-то мне было на это наплевать. Мысль о бегстве даже не посещала мою голову. Тюрьма в Мальме пришлась мне очень по душе. Как-то раз, к великому моему изумлению, меня явился проведать молодой банковский клерк, принеся с собой корзинку со свежими фруктами и шведскими сырами.
— Я подумал, что, может, вам хочется знать, что у меня не было никаких проблем из-за того, что вы обналичили чек у меня, — сообщил этот молодой человек. — Кроме того, мне хотелось, чтобы вы знали, что я не держу на вас зла. Наверно, очень трудно сидеть в тюрьме.
А я ведь надул этого парнишку по полной программе. Больше того, я подружился с ним, даже навещал его дома, чтобы провернуть свою аферу. И жест его искренне меня тронул.
Я и работал на парашютной фабрике, и посещал занятия. Я обучался промышленной графике, хотя в некоторых техниках, преподававшихся в Лунде, я поднаторел побольше, чем сами преподаватели.
Полгода пролетели быстро, даже чересчур. На четвёртый месяц миссис Кристианссон явилась с тревожными новостями. Правительства Италии, Испании, Турции, Германии, Англии, Швейцарии, Греции, Дании, Норвегии, Египта, Ливана и Кипра прислали официальные запросы об экстрадиции, чтобы я отбыл надлежащее наказание, и очерёдность была установлена в соответствующем порядке. Меня должны были сдать на руки итальянским властям, а им уже предстояло решить, какой стране меня передать после уплаты долгов итальянцам.
Один из моих товарищей по заключению
И мы затеяли решительную кампанию по предотвращению экстрадиции в Италию. Я засыпал судью, председательствовавшего на моём процессе, министра юстиции и даже самого короля петициями и просьбами об убежище, умоляя разрешить мне после освобождения остаться в Швеции или, в крайнем случае, депортировать в родные Соединённые Штаты. Я подчеркивал, что куда бы меня ни отправили, если мне откажут в пристанище в Швеции, меня будут карать за одно и то же преступление снова и снова и, вероятно, до самого конца жизни швырять из тюрьмы в тюрьму.
Все мои прошения до единого отвергли. Экстрадиция в Италию казалась неминуемой. В ночь перед тем, как меня должны были передать в руки итальянских властей, я лежал в постели без сна, в отчаянии пытаясь изобрести какой-нибудь план побега, чувствуя, что просто не переживу заключения в Италии, если тюремные условия там хотя бы на йоту соответствуют тому, что мне рассказывали, и искренне считая, что лучше уж погибнуть при попытке к бегству, чем сдохнуть в кошмарной дыре вроде Перпиньяна.
А вскоре после полуночи явился охранник.
— Одевайся, Фрэнк, и собирай все свои пожитки, — велел он мне. — За тобой приехали.
— Кто приехал? — встревожившись, сел я в постели. — Мне сказали, что итальянцы должны приехать за мной только утром.
— Это не они. Это шведские офицеры.
— Шведские офицеры?! — воскликнул я. — А им-то что от меня надо?
— Не знаю, — покачал он головой. — Но у них есть все необходимые бумаги, чтобы взять тебя под стражу.
Он проводил меня из Палаты к полицейской машине, стоявшей у бордюра. Полицейский в форме, распахнув дверцу, жестом пригласил меня сесть позади него, сообщив:
— Вас хочет видеть судья.
Меня отвезли к дому судьи — к скромному особнячку в приятном районе, меня впустила жена судьи. Полицейские остались на улице. Проводив меня в кабинет, она указала на большое кожаное кресло, любезно пригласив:
— Присаживайтесь, мистер Абигнейл. Я принесу вам чаю, а судья скоро подойдёт. — Её английский был безупречен.
Судья, пришедший минут через пять, тоже говорил по-английски очень бегло. Поздоровавшись, он уселся за стол и пару минут молча разглядывал меня. Я не проронил ни слова, хотя на языке у меня вертелось не меньше дюжины вопросов.
Наконец, судья нарушил молчание, мягко и неспешно проговорив:
— Молодой человек, ваше дело не выходит у меня из головы уже несколько дней. Правду говоря, я сделал немало запросов по поводу вашего прошлого и вашего дела. Вы незаурядный человек, мистер Абигнейл и, по-моему, можете внести достойный общественный вклад, не только для своей страны, но и для всего мира, если только изберёте иной курс. Прискорбно, что вы совершили те ошибки, что совершили. — Он сделал паузу.
— Да, сэр, — кротко отозвался я в надежде, что меня пригласили не только ради нотации.