Поющая в репейнике
Шрифт:
Подруги встречаются в одной из кофеен на Тверской. Рита бросается к подруге, раскрыв руки.
– Манька, ну наконец-то мы вместе! Ты уж не обижайся на меня, я на работе веду себя как последняя баба-яга. И Тосика ни разу не навестила в больнице, бессовестная. Правда, у меня Ника та-акой подарочек я тебе скажу, – Рита закатывает глаза и шлепается на стул, хватает меню.
– Да ладно, Ритусь, мы и не говорили толком за зиму ни разу. Ты на меня тоже не обижайся. У тебя вон какие дела творились, а тут я со своей нагрянувшей любовью до помутнения разума.
– Это бывает, – снисходительно
Когда официантка отходит, она решительно наседает на подругу, требуя откровений. И Маня рассказывает ей о Розе. В ответ она выслушивает жесткий и правдивый монолог подруги о сделке Супина с Кашиным, об устраненном много лет назад коллеге при помощи несчастной жены и… Нет! О ночи с Павлом Рита не рассказывает. И о поцелуях, с которыми она обрушивается иногда на начальника в кабинете, заходя вроде бы по делу. С течением времени Павел дает настойчивой бухгалтерше все менее решительный отпор. Вчера вот она даже остановила его, чтобы он не содрал с нее брюки и не уложил страстную подчиненную на стол.
Покончив со своим выверенным до мелочей рассказом и отодвинув пустую креманку из-под пломбира, Ритуся откидывается на спинку стула.
– Словом, решай сама, Мань, что лучше: принимать все как есть, не строя иллюзий, и находиться рядом с этим притухшим вулканом, от которого не знаешь, что и когда ждать, или… или беги от него, как от чумы. Вот, собственно, и вся правда.
Маня сидит, растерянно раскинув руки, и смотрит на остывшую чашку с кофе.
– Почему ты мне не рассказала про эту историю с женой Супина раньше, как только узнала?
– А зачем? Ты любишь Полкана, счастлива с ним, ну и дай вам Бог!
– Но сама-то ты могла бы жить с убийцей и шантажистом?
Ритуся презрительно пыхает:
– Пфф, я именно с таким и жила! Тебе это прекрасно известно. Правда, ничего хорошего из этого не вышло, но… я кое-чему научилась у Кашина. Например, правилам торговли. Ты это называешь шантажом. Имеешь право. Мань, ты можешь мне не верить, но я действительно тебя люблю и желаю добра, потому просто заклинаю тебя, не рассказывай ты ничего Полкану! Не спрашивай. Вдруг он и вправду… того?
– Что того? – отчаянно смотрит на Ритусю Голубцова. – Убьет меня? Или тебя? А лучше – надоевшего Тосика: подсыплет в слабительный чай стрихнину руками сиделки. Ну, что молчишь?!
Рита ежится под ее страшным взглядом.
– Ничего, я так, Мань, с перепугу. Делай, что считаешь нужным. Я тебе рассказала все, что знаю.
– Да, спасибо, Ритусь. Ты подтвердила все слова Розы. И я совершенно не знаю, как с этим быть.
От усталости и непереносимого напряжения Маня, оказавшись в вагоне метро, проваливается в тяжелый и крепкий сон. Ей снится серая, чуть припорошенная снегом дорога, хмурые сугробы по краям и среди них – ершистые бурые кусты. Маня знает, что должна
Слева от нее сидит пожилая тетушка в пальто «букле». На шершавое плечо тетки Маня заваливается все время, что едет в вагоне. Тетушке надоедает эта болтанка, и она Маню грубо отпихивает.
– Я пела?! Пела в репейнике? – ошалело спрашивает Маня у тетки, разлепляя воспаленные глаза. Наконец, ей удается высвободиться из наваждения сна, и она оглядывается по сторонам. Супружеская парочка напротив делает вид, что Мани не существует в этом пространстве и времени. Они со скукой смотрят поверх ее головы…
Через час Маня открывает дверь в Алину квартиру и, кивнув изумленной «гестаповке», проходит в свою комнату.
Она тянется к городскому телефону, набирает номер Супина.
– Паша, я завтра на работу не приду. И в ближайшие дни не приду – заболеваю.
– Манюш, так давай я перевезу тебя к нам! Грипповать нужно в спокойной обстановке, – бодро отзывается Полкан.
– Нет, я хочу побыть одна.
– То есть как одна? Ты ведь с Трофимом и Ольгой Аркадьевной.
– Да, вот она тут лишняя. Я подумаю над этим.
– Маша, что происходит? Меня это уже не просто напрягает, меня это выбешивает! Я не позволю так манипулировать своей жизнью!! Хватит уже!! – верещит высоким голосом Супин.
– Павел, а ты часто вот так кричал на Ирину Вадимовну – онколога и кандидата медицинских наук? Или только когда угрожал отобрать ребенка? – устало спрашивает Маня.
– Ч-что? Ты… о ком сейчас ты… – еле слышно произносит Супин.
– Я хочу побыть одна. И подумать. И отоспаться. И котлет Тосику завтра накрутить. Прощай…
Вырвав телефонный провод из розетки и выключив мобильный, Маня идет в гостиную. Трофим лежит на диване, а сиделка стоит рядом и что-то капает в крохотную рюмку.
– Что это? – резко спрашивает Маня.
– Валокордин. Трофим Евгеньевич плохо спит, – удивленно поднимает брови Ольга Аркадьевна.
– Мань, я думал, это мне только слышится или снится: твой голос за стенкой. Очень уж сердитый голос, – улыбается Трофим, глядя на Маню.
– Нет, Тосик, я ничуть не сердита. Просто устала и жутко соскучилась по нашему дому. Не хочу никуда уходить.
– Это же здорово, Мань… – Трофим поднимает большой палец и улыбается.
Щеки его собираются смешными бульдожьими складками, и это делает его лицо беззащитным.
– Вот, примите капли, – сиделка сует стаканчик Седову.
Маня берет стаканчик из ее рук и тихо произносит:
– Ольга Аркадьевна, я бы хотела рассчитаться с вами за работу и сказать спасибо.
– То есть как это – спасибо? – вытягивается и без того узкое лицо «гестаповки».
– Спасибо и… всего доброго. Думаю, мы сами справимся.