Поющая в репейнике
Шрифт:
Нянька сдергивает повязку с лица, смотрит на Маню затравленно. На щеках ее горят два диатезных пятна.
– Мария, вы чудная девушка, не связывайте жизнь с этим страшным человеком, не надо! – говорит она с мольбой и отворачивается.
– Господи, Роза, да что вы несете?!
Нянечка глухо произносит:
– Из-за этого Супина и его жены я лишилась работы медсестры в одной престижной клинике. И не только я. Впрочем, Ирину Вадимовну тоже можно считать жертвой…
– Подождите, Роза, я ничего не понимаю, какая Ирина Вадимовна, при чем тут клиника, Павел?
– Сядьте,
В дверь заглядывает сердитый больной с загипсованной рукой:
– А где пеленки-то чистые взять? Ничего тут у вас не найдешь!
– На посту! – в один голос отвечают Маня и Роза.
Загипсованный захлопывает дверь.
– Так вот, – вздыхает Роза. – Десять лет назад я работала в крупной клинике вместе с женой вашего Супина – онкологом Ириной Вадимовной. Она была молодым врачом, но уже со степенью. Кандидат наук, перспективный специалист и все такое. И красивая она очень была – просто куколка с золотыми кудрями.
Маня непроизвольно касается своей буйной шевелюры.
– И вот попадает к нам один больной. Супина его опекала особо, как близкого приятеля своего мужа. И муж этот, Супин, часто приходил, навещал, значит. Губки поджатые, глазищи из-под очков настороженные… Ну, навещал и навещал. А я капельницы ставила этому Рощину – ну, больному. И вот как-то Ирина Вадимовна приходит и сама с капельницей возится. Другой раз лекарство ставит. Ну, я значения не придала – хочет со знакомым сама колупаться, пожалуйста, мне забот меньше. А ему вдруг на вторую ночь после препаратов-то плохо стало. В кому он впал, да на третий день и скончался.
– Ну а при чем тут Павел?! – вскрикивает Маня.
Роза вздыхает и качает головой.
– Это уж потом открылось, когда жена Рощина бучу подняла. Дело замяли, меня и еще одну медсестру уволили вроде за халатность. А какая халатность?! Я вообще к пациенту не подходила в тот вечер! – пятна на щеках Розы расползаются.
– Словом, только слухи и догадки, но я ни минуты не сомневаюсь, что так оно все и было. Мешал им этот господин Рощин – Супину и его партнеру. Он его вроде по доброте душевной в клинику положил, а сам жену заставил убить больного.
– Что значит заставил? Да с чего вы это взяли?! – вскакивает Маня.
– Да уж с чего! Разговор слышала. Поздно уже было, народу никого. Я хотела выйти покурить на заднее крылечко, ну, дверь на лестницу приоткрыла и услышала, что там Ирина с мужем. Плакала она, кричала. А он ей рот зажимал и шипел что-то про измену, про то, что она хочет его бросить и ребенка увезти за границу. А за такое нужно платить.
– Платить?! – эхом отзывается Маня.
– Ну, мол, ты мне с проблемой помоги, а я тебя с любовником отпущу в Германию. И сына отдам. Я же говорю, страшный человек. Торговался с ней, будто речь о контракте каком выгодном шла.
– И что же? Она отравила Рощина? И уехала за границу безнаказанно?
– А никто ничего не доказал! Химиотерапия пациенту прописана была. Так и главврач ее отмазывал – никакого, мол, преступления. А сам сказал – убирайтесь-ка вы, Ирина Вадимовна, подобру-поздорову, раз элементарных
Пятна сходят со щек няньки, которая обретает привычную уверенность и рассудительность.
– Ну, довольно, тетя Роза. Я поняла. Спасибо…
Маня поднимается, идет к двери, ничего не видя и не слыша, будто контуженная. Она машинально движется по коридору, заходит в ординаторскую, что-то говорит, смотрит на бумагу с печатью…
Приходит в себя она только на улице. К ночи подмораживает. Мокрый асфальт покрывается тонкой ледяной коркой. Парень с девушкой спешат с цветами в руках в корпус, навещать больного.
– Удобно падать! Прямо-таки в нужном месте, – кричит парень, поскальзываясь.
– Конечно, грохнешься, переломаешься, а тебе, не отходя от кассы, квалифицированную помощь окажут, – хохочет в ответ девушка, крепко держа за руку провожатого.
«Помощь… Хорошее слово. Откуда ее ждать? Кому верить? Что делать и… как со всем этим жить?!»
Маня останавливается, переводя дух. Силы вдруг оставляют ее. Она не может заставить ноги повиноваться, облокачивается на лавочку и хочет отмахнуться от этого непонятного, ужасного, допекающего голову звука. Будто дрожащая струна вот-вот лопнет в мозгу. Но это не струна, не галлюцинация. Это вибрирует в Маниной сумке мобильный телефон. Голубцова смотрит на экран. Рита? Вот ведь как странно. Раньше бы она, не раздумывая, бросилась звонить Ритусе. Но все изменилось в эту зиму.
Да, земля сошла с орбиты.
– Алло, Рит, что ты хотела?
– О, как официально! Мань, чего ты, как неродная? Я хотела узнать, как Трофим, как устроились? Раз я главбухша, то теперь и позвонить подруге не могу, что ли? Я ведь действительно за вас переживаю.
– Все нормально, Рит.
– Ну, судя по голосу, Голубцова, все абсолютно ненормально! Ты вообще где и с кем?
– Я вообще на улице и совершенно одна.
– Маня, да что там у вас случилось?! – взрывается Рита. – Супин напал на Тосика из ревности?
– Нет пока. А ты думаешь, может?
– Конечно, может! – хмыкает Рита.
– А… убить может?
Рита затихает.
– Манька, ты шутишь или всерьез?
– И сама не знаю, Ритусь. Голова лопается. Такое ощущение, что я влезла в мрачную пещеру со средневековыми скелетами, которая казалась раньше миленьким уютным убежищем.
Рита снова выдерживает паузу, а потом говорит очень серьезно:
– Значит, так, Голубцова. Бери-ка ноги в руки и приезжай ко мне. Есть у меня к тебе разговор про пещеру со скелетами. А лучше так. Я подхвачу тебя где-нибудь по дороге, и посидим мы с тобой в кафе, на нейтральной территории. У меня тут тоже дома – не сахар.