Поздние новеллы
Шрифт:
Слышу, ты принуждаешь дочь свою ко блуду и принимаешь от нее блудные деньги? Не делай больше этого, если же станешь упорствовать, велю побить тебя камнями. С чего вдруг взбрело тебе в голову спать с мальчиком, как с женой? Это вздор и мерзость народам, и оба должны умереть смертью. Если же кто снесся со скотом, муж или жена, их должно совершенно истребить и умертвить совместно со скотом.
Только представить себе их оторопь ото всех этих ограничений! Сначала возникло чувство, что, если всему этому следовать, от радостей жизни почти ничего не останется. Он резцом откалывал от них целые куски, те разлетались в разные стороны, что нужно понимать вполне буквально, так как с карами, при помощи которых Моисей пресекал самые страшные преступления, шутить не приходилось, а за запретами стоял юный Йошуа
— Я Господь, Бог ваш, — говорил он, рискуя, что они и впрямь примут за Бога его самого, — который вывел вас из земли Египетской и отделил от народов. Посему и вы должны отделять чистое от нечистого и не блудить по примеру народов, а быть Мне святыми. Ибо Я, Господь, свят и отделил вас, дабы вы были Моими. Самое что ни на есть нечистое — радеть о каком-либо боге, кроме Меня, ибо Я зовусь ревнителем. Самое что ни на есть нечистое — делать себе изваяние, будет ли оно видом как муж или жена, вол или коршун, рыба или червь, ибо тем самым человек уже отступил от Меня, даже если изваяние призвано изображать Меня, и может спокойно спать с сестрой или со скотом, одно недалеко от другого и скоро проистечет из того. Берегитесь! Я посреди вас и вижу все. Станете блудить вослед кому из богов-животных или богов-мертвецов Египта, Я отплачу. Я погоню того в пустыню и отделю как выродка. Подобным же образом кто жертвует Молоху, о котором, как Мне хорошо известно, вы еще храните воспоминание, сожигая ему свою силу, тот есть зло, и зло поступлю Я с тем. Посему не проводи сына своего или дочь свою чрез огонь по глупому обычаю народов, не наблюдай за полетом ли, криком ли птиц, не перешептывайся с прорицателями, гадателями и ворожеями, не вопрошай мертвых, не чародействуй с именем Моим. Если кто жулик и с уст его во свидетельство сходит имя Мое, то сходит оно самым бесполезным образом, и Я пожру его. Делать нарезы, выстригать волосы над глазами и расцарапывать себе лицо по умершему — уже чародейство и мерзость народов, не потерплю этого.
Велика же была их оторопь! Даже траурные нарезы нельзя делать, даже немножечко татуировки. Поняли они, что такое незримость Бога. Быть в завете с Яхве великие означало ограничения; но поскольку за Моисеевыми запретами стоял Ангел смерти, а они не очень хотели, чтобы их изгоняли в пустыню, скоро то, что он запрещал, показалось им ужасным — сперва только из-за наказаний, последние же не преминули заклеймить как скверну сам поступок, при совершении которого становилось скверно и на душе, уж безо всякой мысли о наказании.
Обуздывай свое сердце, говорил он им, и не зарься на собственность другого, чтобы тебе хотелось его иметь, ибо легко доведешь себя до того, что возьмешь, посредством тайной ли кражи, что есть трусость, либо убив кого, что есть грубиянство. Яхве и я хотим, чтобы вы не были ни трусами, ни грубиянами, вы должны быть чем-то средним, а именно пристойными. Это хотя бы понятно? Воровство — ползучее зло, но если кто убьет, будь то из гнева или из алчности, или из алчного гнева, или из гневливой алчности, это вопиющее злодейство и кто совершит его, на того обращу лик Свой, так что не будет знать он, где скрыться ему. Ибо пролил он кровь, а кровь есть священная скверна и великая тайна, алтарное Мне возношение и выкуп. Не ешьте крови и мяса, когда оно в крови, ибо она Моя. А уж кто запачкан человеческою кровью, да изболит сердце того холодным ужасом, и стану Я гнать его, так что будет он бежать от самого себя на самый край света. Говорите на это «аминь»!
И они говорили «аминь», покамест в надежде, что под убийством подразумевается только умерщвление, к чему не очень многие имели склонность, ну, или изредка. Но выяснилось, что Яхве придает этому слову такой же обширный смысл, как и блуду, разумея под ним все, что угодно, так что убийство, убиение начинались очень скоро: стоило обидеть другого обманом, обвесом, к чему склонность имели почти все, уже лилась того кровь. Нельзя было нечестно торговать меж собой, против кого лжесвидетельствовать, нужно было пользоваться верной мерой, верной миной, верной ефой. Это являлось в высшей степени неестественным, и пока лишь естественный страх наказания придавал завету и запрету вид естественности.
То, что нужно почитать отца и мать, как того требовал Моисей, также имело более широкий
Но напоследок оказалось, что старость — иносказание для старого вообще, для всего, что родилось не сегодня и не вчера, а пришло издалека, для благочестивого предания, обычая отцов. К такому нужно относиться с почтением и страхом Божиим. Почитай Мои праздники: день, когда Я вывел тебя из Египта, день опресноков и всегда день, в который Я почил от творения. Мой день, субботу, да не осквернишь ты трудовым потом, Я запрещаю тебе это! Ибо Я вывел тебя из египетского дома рабства, дланью сильною, рукою простертою, где ты был раб и тягловое животное, и день Мой да будет тебе свободным днем, празднуй его. Шесть дней да будешь ты пахарем или кузнецом, гончаром, медником или плотником, но в Мой день надень чистое платье и не будь ничем, кроме как человеком, и возведи очи твои к Незримому.
В земле Египетской ты был измученным рабом — помни об этом, обращаясь с теми, кто посреди тебя чужой, сыны Амалика, к примеру, которых Бог вручил тебе, не мучай их! Смотри на них, как на себя самого, и дай им те же права, иначе я тебе устрою, ибо они под защитой Яхве. И вообще не делай нахальной разницы между собой и другими, не думай, что ты только один и есть, что к тебе только все и сводится, а другой только кажется. Жизнь у вас общая, и дело случая лишь, что ты — не он. Посему возлюби не только себя, но возлюби и его и поступай с ним, как хотел бы, чтобы он поступал с тобой, если бы он был ты! И будьте любезны друг с другом, и целуйте друг другу при встрече кончики пальцев, и благовоспитанно кланяйтесь друг другу, и приветствуйте друг друга: «Будь здоров и невредим!» Поскольку не менее важно, чтобы другой был здоров, как и ты здоров. И хоть это всего лишь внешняя воспитанность, когда будете так поступать и целовать кончики пальцев, жест этот сообщит вам и в сердце немного из того, что должно в нем иметься по отношению к ближнему. Итак, говорите на всё это «аминь»!
И они говорили «аминь».
Правда, «аминь» мало что меняло — они говорили так просто потому, что Моисей был тем человеком, который с успехом вывел их из Египта, потопил колесницы фараона и выиграл битву за Кадес, и много времени прошло, прежде чем им в плоть и кровь более-менее, а может, только для вида вошло то, чему он их учил, что требовал, пределы, завет и запрет, и тяжелая то была работка, на что он там замахнулся — из толпы восставить Господу святой народ, чистый образ, который был бы тверд пред Незримым. В поте лица своего он трудился над ними в Кадесе, своей мастерской; широко посаженных глаз хватало на всех — он тесал, колол, формовал и разравнивал неподдающуюся глыбу с упорным терпением, с постоянной снисходительностью и частыми поблажками, с пылающим гневом и карающей неумолимостью, но все-таки нередко, когда плоть, над которой он работал, оказывалась такой строптивой, такой забывчиво-склонной к рецидиву, когда люди опять оставляли копание лопатками, ели медяниц, спали с сестрами, а то и со скотом, делали себе нарезы, сидели на корточках с прорицателями, потихоньку воровали или убивали друг друга, у него опускались руки.
— О, хамство, — говорил он им тогда, — вот увидите, внезапно восстанет на вас Господь и истребит.
А самому Господу говорил:
— Что делать мне с сей плотью, и почему Ты лишил меня милости Своей, что возлагаешь бремя, какое я не могу нести? Лучше выгребать конюшни, семь лет не видевшие лопаты и воды, лучше голыми руками валить джунгли для пашни, чем из этого вот создавать Тебе чистый образ. Да и как же мне нести народ сей на руках своих, будто я его родил? Я родствен ему лишь наполовину, со стороны отца. Посему, прошу Тебя, дай мне возрадоваться жизни и сними с меня поручение, а иначе лучше умертви!