Поздние новеллы

Манн Томас

— Что мне делать с народом сим? Они больше не хотят манны. Ты же видишь, еще немного, и побьют меня камнями.

XI

От побиения камнями он, правда, был неплохо защищен — Йошуа, своим юношей, и вооруженным отрядом, который тот собрал уже в Гесеме и который окружал освободителя, как только в толпе поднимался угрожающий ропот. Пока это был маленький отряд, состоявший из молодых людей, Халев — заместителем, но Йошуа ждал первой же возможности проявить себя военачальником и передовым бойцом, чтобы поставить под свое командование всех годных к воинской службе, все три тысячи. И знал, что таковая возможность представится.

Моисею юноша, окрещенный им именем Бога, был

очень важен; без него он порой просто не знал, что делать. Моисей был муж духовный, и мужественность его, весьма кряжистая и сильная, с широкими, как у каменотеса, запястьями, была духовная, обращенная в себя, взнузданная Богом, пламенеющяя ярко, внешнему чуждая, нацеленная лишь на святость. Со своего рода легкомыслием, странно противоречащим угрюмой задумчивости, в состоянии которой он обыкновенно прикрывал рукой рот и бороду, все его мысли и стремления были ограничены лишь тем, чтобы получить в свое распоряжение род отца — в обособленности, дабы создать его, без помех вытесать из неосвященной массы, которую он любил, священный образ Бога. Об опасностях свободы, о трудностях, подстерегающих в пустыне, и о вопросе, как провести разноплеменную толпу через все это невредимой, да даже и о том, куда же с ней деваться в пространственном отношении, он задумывался мало или не задумывался вообще и совершенно не подготовился к практическому руководству. Посему только радовался, что у него под рукой был Йошуа, который, в свою очередь, весьма почитал в Моисее духовную мужественность и безоговорочно вверил ему свою — юную, прямолинейную, направленную на внешнее.

Его и нужно благодарить за то, что из глуши двинулись в определенную сторону, а не просто бродили тут на погибель. Он по светилам определял направление марша, вычислял дневной путь и заботился о том, чтобы после терпимого — иногда, прямо скажем, еле терпимого — перехода добраться до водного источника. То, что круглый земляной лишайник можно есть, выяснил именно он. Словом, он заботился об авторитете учителя в качестве вождя и о том, чтобы слова «который вывел нас из Египта», когда обращались в ропот, снова приобретали похвальный смысл. Цель у него в голове была ясна и, по согласованию с Моисеем, вела его при помощи звезд кратчайшим путем. Ибо оба были единодушны в том, что нужна первая цель, надежное, хоть и временное пристанище, место, где можно жить и где будет время, даже много времени: отчасти (по мысли Йошуа), чтобы народ поспел и предоставил ему, зреющему, более внушительное число боеспособных воинов, отчасти (по мысли Моисея), чтобы прежде всего ораву можно было наконец образовать в Боге и изваять из нее нечто священно-пристойное, чистое произведение, посвященное Незримому, — на что его толкали дух и запястья.

И целью стал оазис Кадес. Точно так же, как пустыня Фаран примыкала к пустыне Сур, с юга к ней примыкала пустыня Син — но не везде и не непосредственно. Ибо где-то между ними лежал оазис Кадес, драгоценная сравнительно с пустынями плоскость, зеленая услада в безводье, с тремя сильными источниками и еще несколькими поменьше, длиной в дневной переход и шириной в половину, покрытая свежими пастбищами и пахотной землей, завидный кусочек земли, богатый на зверье и плоды и достаточно большой, чтобы приютить и прокормить такое количество душ.

Йошуа знал об этой заманчивой землице, она была отлично помечена на карте, которую он имел в голове. Знал о ней и Моисей, но что направились туда и наметили в качестве цели Кадес, организовал Йошуа. Его возможность — она была здесь. Такая жемчужина, как Кадес, разумеется, не пустовала без владельцев. Она находилась в надежных руках — не слишком надежных, надеялся Йошуа. Хочешь ее получить, нужно сразиться с тем, кто ею обладает, а это был Амалик.

Часть племени амаликитян владела Кадесом и

непременно стала бы его оборонять. Йошуа пояснил Моисею, что между Яхве и Амаликом быть войне, сражению, даже если это приведет к вечной между ними вражде, из рода в род. Оазис нужно заполучить; это оптимальное пространство для роста, а кстати, и для освящения.

Моисей крепко задумался. Для него одно из последствий незримости Бога состояло в том, чтобы не желать дома ближнего своего, и он попенял на это своему юноше. Но тот ответил: Кадес — не дом Амалика. Он, Йошуа, ориентируется, дескать, не только в пространстве, но и в прошлом, и ему известно, что некогда — он, правда, не может точно сказать когда — Кадес уже был населен еврейскими людьми, близкородственной кровью, потомством отцов, которых разбили амаликитяне. Кадес краденый, а краденое красть можно.

Моисей в этом сомневался, но у него имелись свои причины полагать, что Кадес — вообще-то край Яхве и причитается тем, кто заключил с Ним завет. Ведь Кадес назывался так, как назывался — а именно «святилище», — не только из-за естественной привлекательности. В известной степени он и являлся святилищем мадианитянского Яхве, в Котором Моисей узнал Бога отцов. Недалеко от него, по направлению к востоку и Едому, на одной линии с другими находилась гора Хорив, куда Моисей ходил из Мадиама и на склоне которой в горящем терновом кусте ему открылся Бог. Хорив, гора, являлась пристанищем Яхве — одним по крайней мере. Его изначальное пристанище, как было известно Моисею, находилось на горе Синай, в краю глубокого полдня. Но между Синаем и Хоривом, местом возложения поручения на Моисея, существовала тесная связь, как раз благодаря тому, что Яхве пребывал и там, и там; их можно было отождествить, Хорив можно было назвать Синаем, и Кадес назывался так, как назывался, поскольку, допустив известную вольность, можно было утверждать, что он расположен у подножия священной горы.

Потому Моисей одобрил намерения Йошуа и позволил ему принять подготовительные меры для военного похода Яхве на Амалика.

XII

Сражение состоялось, оно есть исторический факт. То было очень тяжелое сражение, оно шло с переменным успехом, но Израиль одержал в нем победу. Это-то имя, Израиль, означающее «Бог ведет войну», Моисей до сражения в порядке подкрепления присвоил роду с пояснением, что имя очень древнее, лишь погрузившееся в забвение, что его отвоевал себе уже Иаков, праотец, называя им и своих. Это весьма пошло на пользу роду; ибо если прежде племена его были еле связаны, то теперь все они звались Израиль и под этим броненосным именем сражались вместе, выстроившись боевыми рядами, ведомые Йошуа, военачальным юношей, и Халевом, его заместителем.

У амаликитян не возникло сомнений относительно смысла приближения кочевого народа; такие приближения всегда имели только один смысл. Не дожидаясь нападения на оазис, они тучами вышли из него в пустыню, числом больше Израиля, к тому же лучше вооруженные, и в высоко взвихрившейся пыли, толчее, под военные кличи, завязалось сражение, неравное еще и потому, что людей Йошуа мучила жажда и у них очень много дней не было никакой другой пищи, кроме манны. Зато у них был Йошуа, прямо смотрящий юноша, который руководил их действиями, и был Моисей, Божий человек.

Последний к началу рукопашной вместе с Аароном, своим молочным братом, и Мариам, пророчицей, отошел на холм, откуда открывался вид на поле битвы. Его мужественность не являлась мужественностью воина. Куда больше его дело было священническое, и все безусловно согласились с ним, что только то и может быть его делом — с поднятыми руками взывать к Богу в воспламеняющих выражениях вроде: «Восстань, Яхве мириад, тысяч Израиля, и рассыплются враги Твои, и побегут от лица Твоего ненавидящие Тебя!»