Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Корвин-Пиотровский Владимир Львович

1931

ЛИСТЬЯ

Е. Ю. Рапп

Сырые листья вдоль дороги Туманным золотом блестят, Они уже полны тревоги, Срываются, но не летят. Дай срок. Пусть ржавчина их тронет, Сожжет морозная земля, Пусть ветер северный угонит Их в одичалые поля. От зимних бурь они проснутся И, сталкиваясь на лету, Шумящим роем унесутся В ночь и в ночную высоту.

1949

КАРУСЕЛЬ

Кусты

сирени и свобода, Толпа подвыпивших зевак, Прямая мачта возле входа, — В лазурном поле белый флаг. На карусели под шарманку Брезентом хлопает весна, Плащи и платья наизнанку Расхлестаны, как знамена. И с чьей-то шляпки розоватой Летит в шарманочный поток, Плывет по воздуху измятый, Как бы притоптанный цветок. И я, в моей печали важной, Молчу и никну головой, — В моей руке цветок бумажный Благоухает как живой. Двойной булавкой осторожно Его прикалывают там, Где расцветать еще возможно Живым и призрачным цветам. Вдыхая пудры запах сладкий, Табачный горьковатый дым, — На размалеванной лошадке Скачу за солнцем голубым. Оставь меня в моем круженье, Возврата позднего не жди, — Я всадник в гибельном сраженье С засохшей розой на груди.

1946

* * *

За дверью голос дребезжит, Ключей тяжелых громыханье, — Там раб с винтовкой сторожит Мое свободное дыханье. А я над городом парю, — Моя дорога так воздушна, Моя тюрьма мне так послушна, Что я тихонько говорю: Живое сердце мыслить учит Не в глубину, а в высоту, — Он не задушит, не замучит Высокую твою мечту. Смотри, как чудно просветлела Иссохшая твоя рука, Как стала плоть твоя легка, Какой звездой она взлетела В сверкающие облака.

1944

* * *

Нас трое в камере одной, Враждующих в пространстве малом; С рассвета говор площадной Уже трещит в мозгу усталом. А по соседству, через дверь, Четыре смертных приговора, — Быть может, и для нас теперь, Не в эту ночь, но скоро, скоро — И вдруг, на некий краткий час, Душа в молчанье окунулась, Закрылась от голодных глаз, В глубокий сон как бы проснулась. И внемлет медленным громам, Их зарожденью, нарастанью, И тайным учится словам, Еще не связанным гортанью — Лишь шелест трав, лишь грохот вод, Лесов ночное колыханье, — В застенках всех земных широт Свободы легкое дыханье.

1944

* * *

Терзаемый недугом грозным, Оставленный моей судьбе, Я догорал в жару тифозном И громко плакал о тебе. В огне неутолимой жажды, Срываясь поминутно в бред, Я подолгу и не однажды Лизал холодный пистолет. И в орудийные удары, В ночную трескотню ружья Вплетались жалобы Тамары И лепет горного ручья. Один лишь сон, одно виденье, Невыносимое для глаз, — В дневной лазури белой тенью Вставал из марева Кавказ. И снежные пласты взрывая, Меж глыб голубоватых льда, Гремя, бежала ключевая Неуловимая вода. И как

вода неуловима, Позванивая и дразня, Журча, ты растекалась мимо, Ты уходила от меня.

1937

* * *

Нас обошли и жали с тыла, Снаряды близились к концу, И стала смерть лицом к лицу И пулей вражеской завыла. Шумели громко хвастуны, Молчали храбрые устало, И пламя черное войны На горизонте клокотало. В разбитой хижине к утру Совет составился случайный, И не было уж больше тайной, Что с первым солнцем я умру. В дырявых сумках эскадрона Остаток скудный наскребя, Я молча разделил патроны, Один оставил для себя. Тогда, в минуты роковые, Как будто гибели назло, Тогда, клянусь, меня впервые Такое счастье обожгло, — К такой свободе полноводной Душа прильнула наяву, — Что новый день, как смерть свободный, Стал днем живых. И я — живу.

1937

* * *

Мой сад наполнен влагой дождевой, И шорохом, и мраком, и движеньем, — Не видно звезд, но воздух грозовой Как бы насыщен звездным отраженьем. Еще блуждает глухо в вышине Недавних молний отрешенный трепет, — Возвратный ливень где-то в стороне Возобновляет торопливый лепет. Вот рухнет гром. Дрожащая листва Как океан вскипит и заклокочет — Прислушайся, — душа моя жива, Но жить тобой она уже не хочет.

1945

* * *

Лазурь безоблачно мутна, В саду деревья веют жаром, — Ты полудремлешь в кресле старом, — Я замечаю — ты больна. Я молча руку подаю Для помощи, не нужной боле, Я руку легкую твою Еще целую поневоле, Но не люблю. Не узнаю. День без примет и без числа, День медленного увяданья, — В траве жужжащая пчела (И роз удушливая мгла), — Всё лишь предлог для состраданья. Быть может — лишь предлог для зла.

1946

* * *

Анне Присмановой

Играл оркестр в общественном саду, Рвалась ракета с треском и горела, И девушка с цветком в руке смотрела Поверх меня на первую звезду. Из глубины взволнованного сада На освещенный фонарями круг Ночь темной бабочкой спустилась вдруг, И медленно нахлынула прохлада — Что помнишь ты, о сердце, в полной мере Из тех годов, из тех высоких лет? Любовный плач о выдуманной Мэри, Два-три стиха и тайный пистолет — Шумит земля в размерах уменьшенных, Как вырос я для зла и для добра, — Предчувствий светлых робкая пора Сменилась бурей чувств опустошенных. Сухой грозы невыносимый треск, Бесплодных туч гремучее движенье, Но нет дождя. Лишь молния и блеск, Один огонь, одно самосожженье.

1943

* * *

Звезда скатилась на прощанье, Твой взор зажегся и погас, — Лишь эхо слушает молчанье, Соединяющее нас, И ясно повторить готово, Рассыпать по ночным кустам Уже прильнувшее к устам, Еще не сказанное слово.

1939