Поздний сад

Сметанин Владимир

– Так Баев начал копать, – сообщил он супруге, усаживаясь за стол и принимая дымящуюся кружку чаю с молоком. – Интересно, а что в эту пору садят? Сеют? Вроде уж скоро пора собирать, а он грядку затеял.

– Копает? – удивилась и Агриппина Леонидовна. – Ну, может, погреб хочет сделать, ледник? Отхожее место вряд ли – уже оно есть.

– Да, есть сортир мало-мальский. Так они цивильный в самом доме заложили.

– Заложили, заложили. Может, Ваня, и нам заложить? Санузел, с душем, с ванной?

– Я тоже думал. Но только без ванны – на кой она нужна, когда есть первостатейная баня? В ванну же с веником не полезешь! Или полезешь?

– Да мне веник и ни к чему. Тебе – другое дело. Ну, давай без ванны.

– Тогда надо браться сейчас, чтобы до зимы успеть.

– Надо.

Вслед за этим неспешным планёрным совещанием супруги перешли непосредственно к завтраку, запивая чаем с травами поджаристые оладьи. Затем Агриппина Леонидовна пошла кормить курей, которых оставалось

семь и которые составляли всё поголовье домашней живности. Иван же Иванович устроился перед телевизором посмотреть утренние но, понятно, вчерашние новости. Первые сегодняшние поспеют только к обеду. Близко к сердцу он принимал дела производственные, поскольку был убеждённый хозяйственник. Переживал за предприятия, попавшие в немилость к рынку, и болел за них, как некогда за совхоз. Но справедливости ради надо сказать, что о совхозе болел тогда не только он один: печать заботы о районном флагмане сельхозпроизводства не сходила с чела руководителей района, то и дело наезжавших сюда. Это когда флагман ещё подавал признаки жизни.

– Дело взято нами на контроль, и мы отслеживаем динамику и тенденции, – заявлял председатель райсовета.

– Мы постоянно в курсе дел вашего хозяйства, – заверял председатель исполкома, будущий глава администрации. – Мониторим и мониторим!

И труженики выходили на работу, которой почему-то требовалось всё меньше. Контроль и отслеживание динамики продолжались на протяжении всего периода глубокого обморока совхоза, вплоть до его самоликвидации. После этого ответственные лица переключили своё внимание на предприятия, которые ещё не закрыли своих производств и их тоже отслеживали и контролировали, пока не перестали функционировать и эти. Сейчас Ивана Ивановича посещала несвоевременная мысль о том, что те ответственные лица как-то перетерпели безвременье и объявились уже в новом обличье. Но своему истинному призванию – отслеживать ситуацию и осуществлять надлежащий контроль – не изменили. И когда к Мамалыгину с экрана обращался очередной заместитель, а то и сам глава (мэр) и обещал, что состояние дел на таком-то предприятии, приближающемся к банкротству, мониторится, старый животновод скорбно качал головой.

– Ага, щас! – скептически замечал он при словах руководителя, что резервы изыскиваются и, можно не сомневаться, изыщутся. – Уж давно следовало изыскать!

– Ты о чём это? – спрашивала Агриппина Леонидовна, накормившая и напоившая курей.

– Об экономике, будь она!

– Так включи лучше шоу! – советовала супруга. – Мало ты экономики хлебнул в совхозе!

Следующая программа не внесла гармонии в смущённую мамалыгинскую душу, поскольку молодой и прыткий ведущий соблазнял тех, кому за 65, активным образом жизни. Физкультура, походы и поездки, боулинг, посещение бэби-клабов, то есть, пардон, кинотеатров и библиотек – да мало ли ещё! Особенно он рекомендовал почему-то галереи и музеи.

– Ага, понятно! – резюмировал Иван Иванович, – нам там самое и место, в музее. В лавке древностей. Вроде как нынче здесь, а завтра…

Выключив в раздражении телевизор, он решительно направился из дому. Огородные дела всегда действовали на него умиротворяющее. Взяв тяпку, приступил к прополке микроплантации капусты, значившейся в его графике работ на сегодня. Агриппина Леонидовна пасынковала помидоры и, завершив этот труд, отправилась готовить обед. Солнце подбиралось к зениту.

***

Что правда, то правда: Баев в то утро вооружился лопатой и, пока ещё солнце только поднималось и не начинало припекать, приступил к земляным работам. Но копал землю он отнюдь не для грядки, нет. Взяла старт кампания по строительству мореходного судна, каковое задумано было уже давно. Конечно, плавать или, вернее, ходить по луже в огороде, а равно и по морским просторам ему в обязанность не вменялось: мыслилось, что это необычное для сухопутной Осиновки сооружение украсит владения семьи Баевых. А потом будет много ещё чего. Дай только срок! Строительство дома завершалось: велись отделочные работы и установка всяческой обогревательной и санитарной техники. Убедившись, что нанятые спецы дело знают и стараются блеснуть исполнением, Семён Петрович теперь не обретался возле, нервируя их, а занялся трудами перспективы. Между прочим, соорудить корабль, пусть даже и не предназначенный для плавания по штормовым морям, оказалось непросто. Во-первых, сразу отпала идея создать нечто современное – типа эсминца или круизного лайнера, выкрасив их затем в военно-морской или белопенный цвет. Они не смотрелись. Следовало построить древнее парусное судно. О, вот это класс! С высокими надстройками, с мачтами и вантами. Мечта поэта! И будет он называться «Бриз».

– Как же это ты один будешь строить? – ахала Агриппина Леонидовна. – Может, повременить, или пригласить бригаду?

– Ты имеешь в виду корабелов? Слишком дорого – путь от верфей дальний. Для нас дорого, а им наши суммы – тьфу! Я сам помалу сделаю. Дерева хватает, а якоря да рынду – сообразим. Зато какой шик будет!

– Слишком-то не надсаждайся. Где тяжело, наших строителей зови.

– Ладно.

С таким напутствием глава семьи и приступил к работе.

Конечно,

Семён Петрович не собирался строить задуманную каракку в натуральную величину: укоротил её в проекте почти вдвое – до восьми метров. Это составляло полуторную длину стандартной доски, с учётом изгиба. Поскольку плавсредство мыслилось строить не на фундаменте а, напротив, сводить борта к килю, напрочь суживая площадь опоры, следовало сообщить постройке надлежащую остойчивость. Этой цели призваны были послужить четыре столба, вкопанные попарно. Как раз эту-то операцию и начал осуществлять Баев, предварительно сделав разметку. Но на первой же яме возникло неожиданное препятствие: лопата, углубившись всего лишь на штык, упёрлась в доску. Попробовав покопать слева и справа, он убедился, что это не одинокая доска, а сплошной щит. Озадаченный Семён Петрович принялся раскапывать землю вокруг и скоро наткнулся на крышку, устроенную, как и всё перекрытие, из толстых лиственничных досок. Железное кольцо, вделанное в неё, изошло ржавчиной и разваливалось в руках. Семён Петрович сходил в дом за спичками. Убедившись, что никто за ним не наблюдает, а особенно сосед – человек с активной жизненной позицией, он поддел край люка лопатой. Лаз оказался тесноватым: видимо, устроитель его сам не отличался дородностью и тучных людей сюда приглашать не собирался, но Баеву он пришёлся впору. Осторожно спустившись по ступенькам лестницы, Семён Петрович зябко передёрнул плечами: в подземелье царил ледяной холод. Зажженная спичка осветила внутренность вместительного схрона. Стены построены всё из тех же досок, две доски лежали посередине земляного пола. У одной из стен имелось сооружение вроде завалинки. Воспламенив следующую спичку, исследователь обнаружил, что заполнена она льдом. Верхний слой покрывала влага, но весь он представлял собой монолит.

«Ледник, – сообразил Баев. – И какой мощный! За сто лет не завалился. Или 50?». Выше вдоль стены тянулись полки. Но и на них, и на льду никакого запаса провизии не обнаружилось. Илья Петрович, продрогнув, на этом и завершил первое знакомство со своим неожиданным приобретением. Он решил вернуться сюда уже с фонарём, сходив за ним на жилую квартиру.

Едва успев отогреться и надев под штормовку толстую душегрейку, вернулся к подвалу. Снова огляделся и нырнул в дыру. На этот раз он обследовал находку методично и тщательно. Не вызывало сомнений, что это натуральный погреб для хранения продовольствия, ничем не уступающий нынешним холодильникам. Одно неудобство – к нему не подойдёшь запросто и не распахнёшь дверцу. Но владельца он, надо думать, вполне устраивал. Семён Петрович, однако, не удовлетворился мыслью о леднике. Такой роскошный подвал, настоящий тайник – неужели кроме хранения солёного сала он не имел никаких других функций? Тщательно исследуя сначала пол, затем стены, Баев обнаружил в одном из углов небольшую осыпь земли. Между тем за дощатыми стенами таилась двухметровая толща глины, и лишь верхний слой примерно в полметра являл собою слабый чернозём. В потолке щелей не обнаружилось. Семён Петрович, подумав, отправился к дому, вооружился топором, взял два коротких обрезка бруса и, сгорая от нетерпения, вернулся в подвал. Тут он устроил из чурбаков подставку и принялся изучать верхнюю часть угловых досок. На одной из них имелся едва заметный поперечный пропил. Азарт охватил Баева. Он поддел лезвием топора край доски, и она легко отошла, пискнув сочленениями ржавых шарниров. В неглубокой нише стояла глиняная кринка, оказавшаяся пустой, и груда серого мятого металла.

– Что за чепуха! – отнёсся кладоискатель к светлому квадрату в потолке. – Зачем ему нужен был этот металлолом?

Однако обращался с находкой бережно: аккуратно опустив на чурбаки, принялся рассматривать найденное более внимательно, досадуя на фонарь, дававший мало света. Сомнения ещё оставались, хотя всё указывало на то, что это драгметалл, а именно – серебро. Здесь присутствовало шесть обычных по размеру тарелок и большое, сильно помятое блюдо-поднос, которым и накрыли стопку посуды. Илья Петрович сунул одну тарелку за пазуху и полез наверх. В доме он, сидя у окна, ещё более основательно изучил находку, слегка поцарапал её ножом и попробовал на изгиб. Серебро!

Немедленно Баев позвонил Агриппине Леонидовне:

– Ты на ногах? Слушай, срочно неси сюда сумку какую-нибудь. Лучше непрозрачную. Срочно, пока строители не пришли! Потом всё расскажу.

– Несу, сейчас! С тобой-то всё в порядке? Ты не поранился?

– Нет, нет. Давай быстрее!

Агриппина Леонидовна уж давно не бегала кроссов, да и малых утренних пробежек избегала, дабы не потешать соседей, но тут она обернулась необыкновенно скоро.

– Я нашёл старинный подвал, – сообщил Баев торжественным, но ровным голосом, и подвёл её к открытому люку. Обождав, пока супруга перестанет всплёскивать руками и ахать, уже шёпотом он закончил: – а там, внизу – серебряные тарелки. – И предупреждающе приложил палец к губам, чтобы избежать слишком громкого возгласа. Вслед за тем он взял принесённую сумку и исчез в проёме лаза, а через минуту вновь показался на поверхности, уже с грузом. Поблизости никого не было видно, и Семён Петрович с завидным проворством выбрался на доски и захлопнул люк.