Поздняя осень (романы)
Шрифт:
Сначала туда поехал Думитру. Они договорились, что он сразу же напишет ей или позвонит на фабрику, и тогда они решат, как обычно делали, корда и ей можно будет приехать с мебелью и вещами… Прошло десять дней, но от Думитру не было никаких вестей. Кристиана не стала больше ждать и двинулась к нему: она знала номер части и название населенного пункта, куда та была переведена. Справилась сама. На вокзале она нашла возчика с телегой, который предложил довезти ее до деревни. Он заботливо протянул ей какой-то мешок: «Наденьте на голову, иначе вы ослепнете от этого песка…»
Когда телега остановилась перед воротами части, Думитру не мог прийти в себя от изумления. Как она могла приехать сюда без вызова?! Разве она не получила его письма, в котором
— Ничего подобного! — засмеялся он. Это был смех человека, уверенного в себе. — Ничего подобного, — повторил он и бросился целовать ее. — Но видишь ли, — опомнился он через некоторое время, — тебе здесь будет трудно… Я не уверен, что ты сможешь привыкнуть…
— В чем дело?! — вскинулась она недоверчиво. — Не хуже ведь, чем в морозильнике на улице Парфумулуй!
— Не хуже, — не хотел ее сразу же пугать Думитру, — но по-другому!.. Не думаю, что…
— Ну вот опять — «не думаю», «не уверен», — перебила она его укоризненно. — Как будто у тебя других слов нет. Позволь мне самой решать, оставаться здесь или нет!
— Ладно, — уступил он, — но имей в виду, мне нужно будет задержаться здесь подольше, и я согласился бы лучше уехать отсюда совсем, чем знать, что ты недовольна, слушать твои жалобы и видеть твое постоянное раздражение…
И только когда они пришли «домой», Кристиана поняла, что поторопилась со своим энтузиазмом, однако отступать было поздно, и поэтому в тот же день, как будто боясь, что иначе раздумает, она написала письмо старшей сестре с просьбой отправить ей поездом мебель.
— Зачем ты так спешишь? — спросил Думитру. — Ты прежде подумай…
— О чем? — спросила она на всякий случай.
— О том, что жить здесь трудно! А если не выдержишь?..
— С тобой вместе?! — удивилась она. В голосе ее было столько уверенности, что Думитру рассмеялся.
— Ты себе не представляешь, как я счастлив! — признался он, растроганный ее искренностью.
Но что верно, то верно — ей было тяжело. Думитру целыми днями пропадал в части. Строевая подготовка, подготовка к учениям… Она оставалась дома одна. Не знала, как убить время… Ребенок? Это было бы выходом из положения! Но это зависело не только от их желания…
У Кристианы не было возможности найти хоть какую-нибудь работу. Тянулась нудная череда дней, один был похож на другой… Ее работа — уборка дома, приготовление пищи и подготовка газовой лампы к вечеру. Она протирала закопченные стекла, чистила фитиль, поднимала его немного и каждый день наполняла лампу газом. И потом ждала. Иногда она ждала напрасно. Думитру присылал кого-нибудь из сослуживцев передать ей, что он должен остаться на ночь в части. В те ночи, когда Кристиана оставалась одна, а это случалось частенько, она ни на минуту не смыкала глаз — боялась! Она даже лампу не тушила, только уменьшала пламя и ставила ее внизу, возле кровати, чтобы свет не бил ей в глаза.
Зимой Кристиана слушала завывание метели и смотрела, как за окном наметает сугробы снега. К середине ночи в доме становилось холодно, и она стучала зубами даже под одеялом. Она не отрывала взгляда от окна, пока не начинало светать. С рассветом Кристиана шла в поле за кукурузными стеблями, чтобы было чем разжечь огонь, а с этим тоже надо было помучиться. В печи-времянке не было тяги. Ветер задувал дым обратно в трубу, гнал его в дом. Нужно было открыть дверь, чтобы устроить сквозняк, а тогда холод пробирал до костей.
Иногда было по-другому. Она ждала, ждала, наступал вечер, темнело, а от Думитру не было никаких известий и домой он не возвращался. Это ожидание прямо-таки сводило ее с ума! В голову лезли ужасные мысли о несчастьях, которые могли случиться с ее мужем. Ведь он должен
Она терпеть не могла танки, эти десятитонные металлические громадины, способные безжалостно снести на своем пути все, что ни попадется. Она всегда их ненавидела. Еще до того, как познакомилась с Думитру, еще до того, как между ними начались ссоры из-за его поздних возвращений. Кристиана считала, что танки отнимают у нее мужа, обрекая ее на одиночество. Она ненавидела танки еще с тех пор, как увидела их в кино в первый раз. Думитру пытался разрушить в ней это отвращение: «Все зависит от того, кто им управляет, с какой целью…» «Танк есть танк, — настаивала на своем Кристиана, — это средство разрушения… Остальное — политика, это совсем другое!..»
Она узнала от Думитру, как ему трудно было остаться в танковых частях с его-то ростом, сколько потребовалось сил, чтобы убедить, что он может быть отличным танкистом. Кристиана знала, как безоглядно он любит свою профессию, и она искренне хотела понять его, но это ей не удавалось. Она продолжала ненавидеть танки и боялась их. Боялась за Думитру, ведь даже на обычных учениях могло случиться что угодно! Однажды Думитру ей рассказал, как еще в военном училище один его товарищ, любознательный парень, решил проверить на себе, как действует пожаротушительное устройство. Он отключил компрессор, который очищает воздух от угарного газа, нажал на кнопку ручного пуска пожаротушительной установки, запломбированной потому, что огнетушительная жидкость исключительно ядовита. Хорошо, что все встревожились отсутствием парня и взвод бросился его искать. Если бы Думитру его вовремя не обнаружил, дело кончилось бы плохо… Или случай в Бэрэгане, на ночных учениях по вождению для командного состава. Думитру узнал, что, пользуясь темнотой, некоторые механики-водители не меняются местами с командирами, оставаясь за рычагом танка… Держа руку на рычаге в положении «ход», чтобы не терять потом времени, по сигналу фонарем, поданному командиром, солдаты переводят рычаг в положение «вперед», срываясь с максимальной скоростью в густую темноту ноябрьской ночи. Желая проверить, меняются ли механики-водители местами с командирами, Думитру подошел к танку слишком близко. Направив свет внутрь танка, чтобы рассмотреть того, кто ведет машину, он невольно ослепил водителя, который чуть-чуть не раздавил его. К счастью, он успел отскочить в сторону…
В такие мучительные ночи Кристиана уже не ждала рассвета. Наоборот, ей хотелось, чтобы темнота держалась как можно дольше, ей казалось, что только темнота может защитить ее, уберечь, удержать подальше от злых вестей.
Эта пытка длилась до утра, пока не раздавались торопливые шаги Думитру, она их узнавала своим чутким слухом, когда он проходил под самым окном. Она отбрасывала одеяло, выпрыгивала из постели и мчалась к двери, быстро отпирала замок и широко ее распахивала, не в состоянии сделать больше ни шагу, не зная, радоваться или ругать его… Он обнимал ее, вел к постели, ласково упрекая: «Ты уже не ребенок, должна понимать… Я не всегда могу сообщить тебе, бывают разные обстоятельства… Здесь все иначе, иногда необходимость остаться в части появляется неожиданно. Понимаешь, возникают самые разные проблемы… Я же рассказывал тебе, и не один раз!..»
Кристиана постепенно приходила в себя, жалела о проявленной слабости. Думитру был прав, она все преувеличивала. Она клялась, что это больше не повторится, что теперь она все поняла и при случае докажет это. «Ну, случаев будет сколько угодно», — пообещал он. Потом он ложился возле нее, промерзший как льдышка, от усталости иногда забывая потушить лампу. Он спал не раздеваясь, засыпал, едва донеся голову до подушки. Кристиана осторожно, чтобы не разбудить его, вставала и гасила лампу. Потом быстро возвращалась, чтобы согреть его и покараулить этот глубокий, но недолгий сон — он спал не больше часа или двух и снова должен был идти в часть.