Поздняя осень (романы)
Шрифт:
— Это же просто исключительная женщина! — Мрачный взрыв возмущения, обращенный к дочери, возвратил всех к реальности. — Эта женщина — твоя мать! — загремел Думитру, не допуская возражений. И тем же тоном обратился к Кристиане: — А ты позволяешь ей делать все что угодно!..
— Один из родителей должен отдавать все… — неловко попыталась оправдаться она.
— Но и требовать всего! — так же безапелляционно заявил Думитру.
— Я даю все и ничего не жду взамен, — последовал неожиданный ответ жены. — Каждый волен вести себя так, как считает нужным. Мне никто ничего не должен, и меня вполне устраивает оказываемое
— Прости меня, мамочка, прошу тебя, я не хотела тебя огорчить! — Девочке хотелось ее утешить. — Но… посмотри сама, — оправдывалась она плачущим голосом и показала в ложке пенку, наконец-то выловленную из кружки с молоком.
— Я его процеживала, — сердилась Кристиана. — Прекрати эти глупости!
— Если бы оно было процежено, — недоверчиво тянула Илинка тем же плаксивым голосом, — оно бы так не выглядело… Пожалуйста, посмотри!
— Да что там такое может быть?! — удивлялся Думитру.
— Ну ты же знаешь, она пенки не любит… — примирительно объяснила Кристиана и изобразила улыбку, чтобы отвести угрозу. Она нашла в буфете чайное ситечко и еще раз процедила молоко на глазах у дочери. Думитру рассерженно наблюдал эту сцену, готовый вот-вот взорваться снова.
— Она их выбрасывает, — ворчал он, — а в это время в мире ежегодно пятьдесят миллионов детей умирают от голода…
— А другие двести пятьдесят миллионов объедаются! — мягко возразила Илинка. — Знаю! Ты уже говорил! Но если бы кто-нибудь — уж не знаю, кто! — сократил расходы на вооружение, то все дети на земном шаре были бы сыты! Посуди сам, этой пенкой, которую я выбрасываю, их же все равно не накормить! — Она лукаво посмотрела на отца.
Несмотря на суровый выговор, Илинка чувствовала, что опасность миновала, гнев мало-помалу рассеялся. И хотя, продолжая игру, она отвечала ему с такой же суровостью, было ясно, что теперь можно подпустить немного юмора или позволить себе всякие глупые замечания — приструнивать ее он не будет.
И действительно, Думитру сделал вид, что не слышал последней ее фразы, хотя втайне был доволен сообразительностью, с которой дочь — уже не в первый раз — находила выход из трудного положения. И поэтому спросил с наигранной серьезностью:
— А как у тебя вообще дела? Чем занимаешься? Может быть, работаешь в кооперативе «Дор де мунка»?
— Но у меня сейчас каникулы! — напомнила ему Иливка. Она без всякого удовольствия отпивала молоко из кружки, которому, казалось, не иссякнуть никогда. — Я только-только сдала экзамены…
— Слышала? — Думитру повернулся к Кристиане. — «Я только-только сдала экзамены», — недовольно передразнил он дочь. — Как будто…
— Зачем ты так строго? — прервала его Кристиана, — После такой тяжелой работы должна же она немного отдохнуть… Она это вполне заслужила.
— Спасибо, мамочка, за завтрак. — Илинка воспользовалась тем, что разговор уже не требует ее участия, и поднялась со стула. — Пойду позвоню Сюзанне, может, в кино сбегаем, — добавила она, выходя из кухни.
После ее ухода Кристиана присела к столу. Она не сознавала, насколько утомительны были для нее встречи Думитру с дочерью, их споры и стычки. Особенно в последнее время, точнее, в последний год, когда Илинка стала считаться «большой», «равной в правах», когда она начала настойчиво самоутверждаться и чувствовала себя ущемленной, если
— Я и забыла тебя спросить, — поспешно начала она, желая понять, не рассердил ли Думитру поспешный уход дочери, — почему ты столько недель не приезжал домой? По телефону ты говорил, что объяснишь, когда…
Думитру улыбнулся. Это был хороший знак.
— Была уйма дел, иногда даже работали по воскресеньям, — спокойно сказал он. — Честно говоря, — быстро добавил Думитру, слегка смутившись, — раза два за это время я мог бы приехать, но… как бы тебе сказать… — Он растерянно пожал плечами. — Не знаю, поймешь ли ты меня, не начнешь ли искать других Объяснений… Так получается… — Он вздохнул. — Знаешь, какие бывают люда… Когда меня нет, пользуются случаем и норовят словчить… Если слышат в субботу во время обеда, что я еду в Бухарест и два дня меня не будет на стройке, они такие планы строят!.. И тогда мне приходилось их «надувать», как говорила Илинка, когда была маленькая. Я объявляю, что еду в Бухарест, а сам остаюсь! И являюсь на стройку, когда никто не ждет проверки…
— И?! — изумилась Кристиана.
— И! — ответил он победоносной улыбкой. Глаза его сверкнули тщеславным блеском.
— Значит, ты их «надувал»?! И даже дважды!
— А как же иначе?! — подтвердил Думитру все с той же триумфальной улыбкой на лице.
— Но разве ты их «надул»? — В ее голосе слышалось обвинение.
— Что ты имеешь в виду? — удивился было Думитру, но сразу понял направление ее мыслей и сокрушенно закончил: — Я так и знал, что ты заговоришь об этом!
Оба помолчали, избегая встречаться взглядом. Думитру закурил.
— Могу тебе повторить: единственное решение проблемы — переезжайте ко мне на стройку, — наконец решительно заявил он.
— А как же Илинка будет учиться? — поинтересовалась Кристиана. Ей уже надоело приводить одни и те же аргументы, которые Думитру считал несущественными.
— Там тоже есть школы… и ученики, и преподаватели. А тебе, я уверен, там было бы гораздо легче найти подходящую работу. Может быть, прямо на стройке юрисконсультом…
— А кто ее подготовит к поступлению в институт? — перебила она, будто не слышала его ответа. — На вашей стройке есть университетская профессура?
— Девочка должна сама пробиваться в жизни, — твердо сказал Думитру, — и рассчитывать на себя, а не на других. И может быть, мы к тому времени уже вернемся… — Он все-таки оставил ей надежду.
— Или окажемся еще бог знает где! — закричала Кристиана, ни во что уже не веря, разочарованная. — Ты понимаешь, что у меня нет сил в пятнадцатый раз упаковываться и распаковываться?
— Если бы ты не вела этот счет, — мягко упрекнул он ее, — эти цифры тебя бы так не пугали… Во всем есть доля риска! Что бы ты в жизни ни делал, надо рисковать, надо быть смелым! Иначе нельзя.