Пожалуйста, только живи!
Шрифт:
Все будет хорошо. Обязательно будет хорошо. Жизнь не смеет поступить с ней иначе!
Все закончилось так же внезапно и нелепо, как и началось. Ее снова вызвали в кабинет к дяде Коле. Толстяк милиционер, не глядя на нее, сунул ей в руки папку с документами и буркнул:
– Все, Хромова, проваливай отсюда!
– Куда проваливать? – не поняла она.
– С глаз моих долой, – гаркнул вдруг он. – Чтоб я тебя не видел! А лучше – мой тебе совет – уезжай из города. Совсем уезжай. Чтоб не всплыли тут отпечатки пальцев какие-нибудь сраные или еще что.
Рита прищурилась, прикусила нижнюю
– Вы меня отпускаете? А как же… Скатерть? След от укуса?
– Ты совсем дурная, что ли? – в сильнейшем раздражении заорал дядя Коля. – Говорят тебе, не было там никакой скатерти. Не было! А если и была, то сейчас ее нет. Может, злоумышленники с собой утащили, кто их знает. И лучше не зли меня, Хромова, а то я точно тебя упрячу. Дуй отсюда, говорят тебе!
Он отвернулся и принялся шуршать бумагами на столе. Затем, так и не поднимая глаз, буркнул:
– Матери своей спасибо скажи. И смотри мне там, не огорчай ее. Ей и так в жизни, бедной, досталось… Все, давай выметайся, чтоб я тебя не видел.
Рита, помедлив у дверей, несколько секунд смотрела в его мясистую, обтянутую голубой рубашкой с темными пятнами пота спину. Потом коротко прошептала:
– Спасибо! – и вышла за дверь.
На улице стояло уже совсем лето. Теплый, пахнущий цветами ветер ударил в лицо. Рита задохнулась, закашлялась. Потом стояла и ловила воздух открытым ртом. Просто дышала, свободно, легко, всей кожей ощущая аромат чистого высокого неба.
Свободна! Можно идти куда захочешь! Делать что хочешь! Можно подпрыгнуть высоко-высоко, прямо сейчас, не стесняясь людей на улице. Можно заорать во все горло, запеть, пуститься танцевать! Пройтись на руках по тротуару, распугав прохожих.
А уже завтра… или послезавтра… В крайнем случае через неделю, как только получится выбить из школы документы, можно вскочить наконец в громыхающий, пахнущий железным жаром поезд – и нестись далеко-далеко. В Москву.
Оставаться здесь ей нельзя, дядя Коля ясно дал это понять. Кто бы мог подумать, что вся эта история будет иметь такой позитивный итог! Значит, теперь – успокоить мать, переговорить с Эсфирью Леонидовной, чтобы присматривала за ней, собрать вещи и документы, купить билет…
А Марат… Марат потом приедет к ней. И они будут вместе. Теперь уже навсегда.
Часть II
1
собаки длинные желтые клыки. Глаза смотрят прямо, не мигая, и взгляд этот звериный, наглый, не предвещает ничего хорошего. Уши зверя плотно прижаты к черепу, тело подобралось, спина напряжена в струнку. Еще секунда – и псина бросится вперед, клацнут желтые свирепые зубы, и тогда…
Марат отступает на шаг назад. Странно, все вокруг какое-то вязкое, словно движется он по горло в воде. Он видит Риту. Она стоит чуть поодаль, вцепившись побелевшими пальцами в собственную куртку. В ее прозрачных, светло-зеленых глазах паника, губы чуть приоткрыты. Она не видит Марата, смотрит лишь на собаку, которая вот-вот кинется.
И Марат бросается вперед, сбивает Риту с ног и заслоняет ее собой. Собачьи лапы упруго толкают его в грудь. Он видит над собой оскаленную пасть. Еще миг – и беспощадные зубы вонзятся в его горло. Вдоль позвоночника стекает холодный пот, грудную клетку сковывает страх. Он пытается выставить вперед
И вдруг собаки уже нет, а перед ним стоят Руслан и Рита. Рус обнимает ее за плечи и привычно целует в темную макушку. И Рита смотрит ему в глаза и счастливо улыбается, как будто и не видит Марата.
– Это моя жена, – говорит ему Рус. – Моя!
– Эй, подъем! – услышал Марат над ухом голос Гаса.
– Слышь, дай пацану эротический сон досмотреть, – со смехом оборвал его Леха.
Марат крепко зажмурился перед тем, как открыть глаза. Наяву он давно запретил себе вспоминать о прошлой жизни, о доме, о Рите. Выработал специальную привычку, вроде условного рефлекса. Как только в голове начинало возникать воспоминание о доме, пускай еще даже смутное, неоформленное, просто какие-то солнечно-зеленые пятна, он резко прикусывал зубами подушечку большого пальца, зажмуривался, мысленно считал до трех и делал глубокий вдох. И воспоминания послушно уходили, не тревожа его больше.
Так и сейчас, выдохнув и досчитав до трех, он не выбросил из головы сон, а просто как будто выключил ту часть себя, что отвечала за домашнюю жизнь, и включил другую – армейскую. За месяцы, что он провел здесь, в Чечне, вот так переключаться получалось у него все быстрее и быстрее.
Марат открыл глаза и быстро поднялся, оглядел помещение. Раньше тут был детский сад, и со стен до сих пор ухмылялись нарисованные масляной краской бородатые гномы и девчонки в ярких косынках на головах. Вся эта идиллическая живопись довольно абсурдно контрастировала с бритыми мускулистыми парнями из его группы, быстро натягивавшими сейчас форму, с бьющим в нос запахом мужского пота и ношеных берцев.
Группа поспешно собиралась на выход. Парни подкалывали друг друга, пересмеивались. Настроение у всех было хорошее, хотя и слегка напряженное.
– Алло, Гас, ты куда прешь? Что, птичья болезнь, что ли, после вчерашнего? – проворчал кто-то.
Марат вспомнил, что вчера отмечали день рождения их командира, лейтенанта Стрешнева. Кто-то рванул к медбратьям, раздобыл спирта. Каждому досталось по полкружки. И один из парней, по кличке Джонни, взялся говорить тост за лейтенанта и понес какую-то пургу, что-то вроде – за нашу победу. А Стрешнев поморщился – кажется, здесь никто, ни командиры, ни солдаты не верили в «наше дело правое, мы победим». Нелепая война… Как тогда Рита сказала: «Отвратные политические игры, в которых ни я, ни ты ничего не понимаем». Ну вот, опять. Он привычно прикусил палец и выключил мысли о Рите, уже второй раз за это утро.
В самом начале, когда их с Лехой только перебросили сюда, как хорошо проявивших себя в учебке (им повезло, попали в одну часть), он пытался еще разобраться, с кем и за что они воюют. Думал, что прибыл сюда, чтобы отомстить проклятым врагам за смерть брата. Лез в самые опасные передряги, рисковал собой, где надо и не надо, чуть ли не сам подставлялся под пули. А потом его вызвал Стрешнев и, хмурясь, сказал:
– Слушай, Ибрагимов, я не знаю, что там у тебя произошло дома. Девчонка тебе изменила или друг предал. Да меня это и не особо интересует, честно говоря. Только смертники мне тут на хрен не нужны. Со своими тараканами разбираться будешь дома, с мозгоправом. А здесь твоя задача: выполнить задание и остаться живым. Потому что заменить тебя некем. Усвоил?