Пожалуйста, только живи!
Шрифт:
1
итмичная музыка гремела, казалось, прямо в голове. Упругие звуки духовых инструментов отскакивали от стен старинных домов и чисто выметенной мостовой. Бряцали литавры, рассыпались звоном тарелки, мерно бухал большой барабан. Само яркое летнее солнце, казалось, шагало по крышам и вершинам темно-зеленых деревьев в такт раздававшихся маршей.
Рита придвинула стул ближе к балюстраде длинного, полукругом опоясывающего здание балкона и облокотилась на перила. Локти ее сразу же утонули в зелени украшавших карниз цветов, росших прямо в подвешенных к перилам плоских длинных корзинках. Нежные прохладные лиловые и фиолетовые лепестки приятно щекотали кожу.
Внизу, под балконом, чеканным строевым шагом двигались отряды военных. Рядом с Ритой на балконе разместилась
– Вы не знаете, во сколько начнется фейерверк?
Рита пожала плечами:
– Не знаю. Наверное, как только стемнеет.
Она говорила по-английски достаточно бегло, без напряжения. Пять лет жизни с Борисом включали в себя, кроме прочего, постоянные разъезды по миру – то необходимые для работы мужа бизнес-визиты, то заезды в гости к его многочисленным друзьям, разбросанным по всему миру, то просто совместные семейные развлекательные поездки. Даже медицинское обслуживание, когда дело касалось чего-то серьезного, Рита предпочитала теперь получать в Штатах. Хочешь не хочешь, пришлось выучить язык.
Внизу по мостовой зацокало множество лошадиных копыт, и вскоре показался конный отряд. Всадники в обтягивающих белых брюках для верховой езды, черных сюртуках с золотыми галунами, в украшенных алыми перьями шлемах. Рита невольно залюбовалась открывшейся картиной. Перья трепетали на ветру, и, казалось, еще чуть-чуть – и в стороны посыплются алые брызги.
– Как называется это воинское подразделение? – спросила Риту американка.
Та снова пожала плечами:
– Не знаю.
Старуха окинула ее недоуменным взглядом из-под панамы.
– Если вы не интересуетесь традиционным парадом в день взятия Бастилии, зачем же приехали в Париж именно в это время? Я думаю, сейчас здесь самый большой наплыв туристов. А после завершения празднеств народу станет меньше, и номера в гостиницах сразу подешевеют, – хихикнула пожилая женщина.
Рита натянуто улыбнулась ей:
– Я не ради парада приехала. Просто так совпало.
– Оу! Бизнес? – не отставала дотошная американка.
– Да, бизнес, – коротко кивнула Рита.
Не объяснять же этой приставучей незнакомой старухе, что вот уже пять лет ей нет необходимости заниматься каким бы то ни было бизнесом, потому что все ее имевшие некогда место финансовые затруднения давно решены заботливым мужем. Что отныне, если она и ввязывается в какие-то дела, то лишь для того, чтобы избавиться от вечного своего бича – пресыщенности спокойной жизнью.
Нет, жизнь с Борисом Кратовым вовсе не была скучной. Теперь, узнав его лучше, Рита понимала, что они с Борисом очень похожи.
Борис научил ее играть на бирже, никогда не отчитывал за проигрыши, даже крупные. Неизменно вместе с ней, затаив дыхание, следил за котировками и разделял ее сумасшедший восторг, когда удавалось предугадать расстановку сил правильно. Дело было не в деньгах, нет. Его, как и ее, заводила атмосфера риска, игры.
Особенно отчетливо Рита осознала это, когда они вместе с мужем сами разработали и провели операцию по внедрению в один из концернов-конкурентов промышленной шпионки. В команде Бориса достаточно было профессионалов, которым можно было бы доверить разработку и осуществление этого плана. Однако и Кратов, и Рита получали настоящий кайф от того, что проводили ночи за мозговым штурмом, спорили до хрипоты, азартно потирали руки, когда одному из них удавалось найти правильное решение. Через несколько дней, сидя рядом с мужем перед экраном ноутбука и наблюдая, с помощью взломанной Паштетом системы скрытых камер предприятия-конкурента, за передвижениями по зданию вышколенной шпионки, Рита вдруг впервые осознала, что, пожалуй, она почти счастлива. Неужели это и в самом деле возможно?
Когда на экране высветилось, как их сотрудница делает фотографии интересующих их документов из кабинета руководителя, Борис издал горлом сдавленный торжествующий звук, обернулся к Рите и быстро горячо поцеловал ее.
– Спасибо, Маргарита, – сказал он. – Ты идеально все спланировала. Восхищаюсь твоим умом, дорогая.
Рите было приятно
– Ты поэтому на мне и женился, да? Чтобы заполучить для дела мой непревзойденный ум?
– Бинго, душа моя! – отозвался Борис.
Ей тогда показалось или в его глазах действительно мелькнуло печальное выражение? Словно бы Кратов сожалел о том, что какая-то часть их жизни до сих пор остается для Риты непонятной.
Иногда, не слишком часто, она ловила в его глазах это выражение снова. Так было и когда родился их сын.
Сын… Это было самое невероятное из того, что произошло с ней за эти пять лет. Беременность давалась ей нелегко. Нет, со здоровьем все было в порядке, к тому же Борис, едва узнав о ее положении, настоял на временном переезде в США, где Рита до самых родов наблюдалась в лучшей клинике, в которой в положенное время и появился на свет Марат. Просто само ощущение того, что ее тело больше не принадлежит ей, что оно, без ее желания, стало неким сейфом, банковской ячейкой, отвечающей за сохранность особо ценного груза, безмерно раздражало Риту. Привыкшая беспечно относиться к собственному здоровью и безопасности, она истошно злилась на вдруг отказавшееся подчиняться ей подсознание. То самое, которое силой заставляло ее сбавлять скорость в машине и не носиться как угорелая по автотрассам. Которое настойчиво требовало двигаться плавно и осторожно, не допуская резких рывков и жестов. Эта дурацкая жажда, заставлявшая ее вместо любимой жареной картошки набрасываться на огурцы, словно кто-то там, поселившийся внутри ее, наглый захватчик, умудрившийся поработить ее тело, немедленно требовал подать ему свежих овощей.
Ее саму пугала ее раздражительность, и втайне она опасалась, что не сможет стать хорошей матерью для этого ребенка. В конце концов, какая из нее нежная и трепетная родительница? Она хорошо помнила, как тяготила ее необходимость заботиться о собственной матери, раньше времени стать главной взрослой в доме. Что ж, даже это она с треском провалила, сбежав в Москву и позволив своей несчастной, брошенной матери наглотаться таблеток и умереть. Неужели же ей под силу справиться с каким-то младенцем? Наверняка красным, сморщенным, вечно орущим, непонятно что от нее требующим… Бррр…
Рита посещала все необходимые обследования и процедуры с унылым постоянством, как связанный контрактом с нелюбимой работой сотрудник. Она могла только позавидовать энтузиазму Бориса, который, казалось, испытывал невероятный восторг, глядя на мелькающие на экране детские конечности во время УЗИ. Ребенок – им уже сказали, что это мальчик, – должен был стать его первым сыном. От первого брака у Бориса была уже взрослая дочь, она жила сейчас в Англии, а со второй женой детей у них не было. И будущее отцовство, казалось, приводило Ритиного супруга в неописуемый восторг. Она же не решалась поделиться с мужем своими сомнениями и страхами, глубже загоняя их внутрь.
Как бы там ни было, сын появился на свет в срок, не доставив Рите слишком больших неудобств. Она помнила тот момент, когда в родзале улыбчивая темнокожая медсестра положила ей на руки уже осмотренного лучшим педиатром новорожденного сына. Мальчик был облачен в трикотажный костюмчик, на безволосую голову натянули голубую шапочку. Рита опасливо и недоуменно разглядывала сопевшее у нее на руках крохотное существо. Такой смешной. Припухшие веки почти без ресниц, нос вздернутый, пальчики на руках крохотные и какие-то сморщенные. Ребенок завозился и открыл глаза. Он не мог еще пока сфокусировать взгляд, глаза были мутными и, казалось, ничего не выражающими. Но Рита вдруг с ошеломлением поняла, что понимает… Нет, она всегда была закоренелым материалистом, не верящим ни в бога, ни в черта, ни в духов, ни в паранормальные явления, ни в передачу мыслей на расстоянии. Но то, что происходило сейчас, не укладывалось ни в какие законы физики. На каком-то высшем, ментальном уровне она была связана с этим крохотным мальчишкой, несмотря на то что пуповина была уже перерезана, она понимала, чего он хочет. Рита спустила с плеча голубую больничную рубашку и приложила мальчика к груди. Тот смешно покрутил носом, сложил маленькие губы трубочкой и вдруг с удивительной силой вцепился в нее и принялся жадно сосать.