Пожар на Хайгейт-райз
Шрифт:
Эмили отлично понимала, о чем он сейчас думает; ее саму не раз посещали точно такие же мысли. Но это был дом Джорджа, наследственное владение Эшвордов, и он принадлежал ее сыну Эдварду, а не ей; дом всего лишь находился в ее доверительном управлении до совершеннолетия мальчика. Джек это тоже знал, но у них у обоих нередко возникало чувство вины за то, что они наслаждаются всей этой роскошью так, словно это их полная собственность, каковой она во всех практических смыслах вовсе не являлась.
– Проходи в гостиную и присядь, – мягко сказала она. – Альберт приготовит тебе ванну. Рассказывай, что тебе удалось узнать.
Муж взял ее за руку и провел в гостиную. Они уселись, и он тихим голосом и очень мрачным тоном рассказал ей о тех местах, куда его возил Антон. Он не пускался в подробности и
Джек воздержался от описания условий работы в потогонных мастерских, где женщины и девушки работали в подвальных помещениях при свете газовых ламп или свечей, без вентиляции, по восемнадцать часов в сутки, шили рубашки, перчатки или платья для людей, живущих в другом мире.
Он не стал вдаваться в подробности, рассказывая о борделях, пивнушках и узких, грязных и зловонных комнатушках, где посетители находили забвение, накурившись опиума; он лишь упомянул об их существовании. К тому времени, когда Рэдли выложил все, что хотел рассказать, чтобы Эмили разделила с ним это бремя, чтобы он почувствовал ее понимание, ее негодование, ее такое же, как у него самого, возмущение и бессильную злость, Альберт уже два раза приходил, чтобы сообщить, что ванна готова и вода остывает, а потом явился в третий раз и заявил, что готовит ванну снова.
Они уже легли в постель и почти заснули, тесно прижавшись друг к другу, когда Эмили в конце концов тоже рассказала ему, где была и что узнала.
Веспасия весь вечер расспрашивала Сомерсета Карлайла, встретившись с ним после окончания заседания парламента. Так что шел уже двенадцатый час ночи, стоял лютый холод и с реки поднимался туман, когда она наконец добралась до дому. Леди Камминг-Гульд очень устала, но была слишком возбуждена и озабочена, чтобы сразу заснуть. Ее мысли лишь отчасти вращались вокруг проблем, которые она с ним обсуждала, а по большей части ее беспокойство относилось к Шарлотте. Оно осложнялось также чувством вины, пусть незначительным, за то, что она с готовностью и легкостью предложила той свой экипаж вместе с Персивалем, отвезла ее детей к Кэролайн Эллисон, что и позволило Шарлотте заняться этим делом, которое вполне могло оказаться очень для нее опасным. В то же время ее тревожили мысли о Клеменси Шоу и о чудовищной несправедливости ее смерти. Веспасия понимала, что в данном случае позволила злости возобладать над здравым смыслом и трезвыми суждениями, в результате чего и отправила женщину, которую так любила, на крайне рискованное предприятие. Да, так оно и было: она очень любила Шарлотту, особенно теперь, когда ее собственная дочь умерла. И даже более того: она ей ужасно нравилась, Веспасия буквально наслаждалась ее обществом, ее чувством юмора, восхищалась ее смелостью. Да, это было не только поспешное, но и безответственное решение. Она даже с Томасом не посоветовалась, а уж он-то больше, чем кто бы то ни было, имел право все знать.
Но это было не в ее природе – тратить время на раздумья о том, чего уже не вернешь. Придется все это тащить на себе, все эти проблемы, а также и взять на себя вину, если будет за что. Теперь уже нет смысла разговаривать с Томасом или писать ему; Шарлотта сама ему все расскажет. Или не расскажет, если не захочет. А он, в свою очередь, может запретить ей продолжать эти расследования,
Но заснуть ей удалось с большим трудом.
Вечером следующего дня они все собрались на ужин в доме Веспасии, также с целью сравнить результаты своих расследований, но в первую очередь чтобы послушать, что им может сообщить Сомерсет Карлайл по поводу нынешнего состояния законов, с которыми им предстоит сражаться и которые следует по возможности изменить.
Эмили и Джек прибыли рано. Эмили была одета менее роскошно, чем обычно; Веспасия не припомнила случая, когда такое бывало, с тех пор как та перестала носить траур по Джорджу. Джек выглядел усталым; на его обычно красивом и привлекательном лице залегли морщины, в выражении глаз не было и намека на юмор. Он был привычно вежлив и обходителен, но от него было не дождаться обычных комплиментов.
Шарлотта приехала поздно, и Веспасия уже начала беспокоиться; ее мысли то и дело убегали куда-то, отвлекаясь от пустого и банального разговора, который они пока что вели, прежде чем приступить к главному делу, ради которого собрались.
Приехал Сомерсет Карлайл, мрачный и невеселый. Глянул на Веспасию, потом на Эмили с Джеком, но воздержался от вопроса, где же Шарлотта.
Но та все же в конце концов приехала, ее привез Персиваль в предоставленном ей экипаже. Она задыхалась от спешки, очень усталая, с растрепанными волосами, гораздо менее хорошо убранными, чем обычно. Веспасия испытала такое облегчение, увидев ее, что только и позволила себе слегка пожурить ее за опоздание. Она не решилась демонстрировать свои чувства; это было бы неуместно.
Они перешли в столовую, где уже был накрыт ужин.
Каждый рассказал, что он или она успели сделать или узнать. Было интересно заметить, что ни один не стал пускаться в ненужные описания и подробности: сами голые факты выглядели достаточно страшно. Никто не говорил, как он устал, насколько ему неприятно или какой опасности он подвергался. То, что они увидели, делало всю жалость к себе или восхищение собственными достижениями просто ничтожными.
Когда последний доклад был закончен, все разом повернулись к Сомерсету Карлайлу. И тот с побледневшим лицом, явственно указывавшим на проблемы с сердцем, объяснил им все о действующих законах, насколько он их сам понимал. И лишь подтвердил то, что им уже было известно: что это абсолютно невозможно – выяснить, кто владеет данной собственностью, если владелец желает оставаться неизвестным, и что закон не требует от него никаких мер помощи квартиросъемщику и не предоставляет последнему никакой защиты. Не существует никаких установленных требований к соответствию жилья каким-либо стандартам относительно водоснабжения, канализации, защиты от атмосферных явлений и прочих удобств. И нет никаких способов пересмотреть размер арендной платы или как-то защитить людей от выселения.
– Значит, мы должны изменить закон, – заявила Веспасия, когда Карлайл закончил свои объяснения. – Мы продолжим дело с той точки, где убийцы остановили Клеменси Шоу.
– Это может быть опасным предприятием, – предупредил Сомерсет. – Это грозит ущербом влиятельным людям. То, что мне удалось пока что узнать, свидетельствует, что есть немало членов знатных семейств, которые по крайней мере часть своих доходов получают именно таким способом, а также некоторых промышленников, инвестирующих в подобные дела огромные средства. Это прибыльное дело затронуло также многих амбициозных и жадных людей, кто не может устоять перед подобным искушением и готов торговать своими услугами, – членов парламента, судей и так далее. Это будет очень трудная борьба, и легких побед в ней не предвидится.
– И очень жаль, – сказала Веспасия, не дожидаясь комментариев остальных и даже не оглянувшись на них. – Но это не имеет никакого значения.
– Нам нужна помощь людей, обладающих властью и влиянием. – Карлайл посмотрел на Джека. – Побольше членов парламента, готовых рискнуть своим теплым местечком во имя борьбы с этими частными интересами.
Джек ничего не ответил, но он вообще весь вечер по большей части молчал, равно как и по пути домой, погрузившись в глубокие размышления.