Пожар на Хайгейт-райз
Шрифт:
В общем и целом она следовала по тому же пути, по которому шла Клеменси Шоу, и чувствовала себя при этом точно так, как и должна была себя чувствовать, но пока что так ничего и не узнала о том, кто ее убил, хотя почему ее убили, было теперь совершенно понятно. Если владельцы подобных мест будут публично изобличены, наверняка найдутся люди, которым это безразлично, – их репутация, их социальный статус при этом никак не пострадают. Но есть, несомненно, и такие, кто зарабатывает немалые деньги на таком вот ужасном существовании и страданиях людей и которые готовы дорого заплатить, чтобы сохранить это в тайне и вообще именовать
Когда она вернулась домой, то стащила с себя всю одежду, даже нижнюю сорочку и панталоны, велела Грейси сделать то же самое и сложила все это в стирку. Она не могла даже представить себе, что какое-нибудь мыло способно отмыть платье и белье от этого мерзкого запаха – ее воображение теперь постоянно будет напоминать ей о нем, пока работает память, – но само действие, кипячение и стирка могут помочь.
– И чего мы теперича будем делать, мэм? – спросила Грейси. Глаза у нее были широко открыты, голос хриплый.
– Мы попытаемся выяснить, кто владелец этих ужасных мест, – мрачно ответила Шарлотта.
– И ктой-то из них убил мисс Клеменси, – добавила Грейси, передавая ей свои одежки и заворачиваясь в старое домашнее платье Шарлотты. Его пояс съехал ей на бедра, а подол юбки волочился по полу. Она сейчас выглядела таким ребенком, что Шарлотта испытала укол вины за то, что вовлекла ее в это опасное предприятие.
– Да, надо полагать. Ты боишься?
– Да, мэм. – Тонкое личико Грейси напряглось и застыло. – Только я не остановлюсь. Я буду вам помогать, не сумлевайтесь, и никто меня не остановит. И я не позволю вам туда ездить одинешенькой.
Шарлотта крепко обняла ее, что стало для девчушки огромным сюрпризом, от которого она вспыхнула алым цветом – от удовольствия.
– Я и не собираюсь куда-то ехать без тебя, – искренне сказала Шарлотта.
Пока Шарлотта и Грейси шли по следам Клеменси Шоу, Джек Рэдли отыскал одного из своих старых приятелей с не слишком приличной репутацией, оставшихся от прежних дней, когда он увлекался картами, – до того, как повстречался с Эмили. Джеку удалось убедить его приятеля, что это будет и интересное, и прибыльное предприятие – заняться исследованием самых скверных и мерзких жилищ Лондона, сдаваемых внаем. Антон пребывал в больших сомнениях по поводу того, какую прибыль это может принести, но поскольку Джек обещал подарить ему свою серебряную гильотинку для обрезания сигар – он все равно бросил курить, – то приятель тут же осознал всю привлекательность этого предложения и согласился помочь.
Джек решительно отказался взять Эмили с собой и в первый раз за все время их отношений не стал слушать никаких возражений.
– Ты никуда не поедешь, – заявил он с очаровательной улыбкой, глядя на нее твердым прямым взглядом.
– Но… – начала было Эмили, улыбаясь в ответ и тщетно ища на его лице признаки мягкости и уступчивости, которые позволили бы ей его переубедить, – и, к своему удивлению, ничего подобного не обнаружила. – Но… – еще раз начала она, все еще пытаясь найти аргументы
– Ты никуда не поедешь, Эмили. – Никакой уступчивости она так и не увидела. – Это наверняка будет опасно, если нам удастся добиться каких-то результатов, а ты только будешь мешаться под ногами. Помни о самой сути дела, которым мы занимаемся, и не спорь. Это бесполезная трата времени, поскольку, что бы ты ни сказала, ты все равно с нами не поедешь.
Она глубоко вздохнула.
– Ну, хорошо, – уступила она, приняв самый любезный вид, на который только была способна. – Если таково твое желание…
– Это не только желание, любовь моя, – сказал Джек, чуть улыбнувшись. – Это приказ.
Когда они с Антоном уехали, оставив ее в дверях, Эмили почувствовала себя полностью преданной и брошенной. Но потом, более трезво обдумав сложившуюся ситуацию, поняла, что муж принял такое решение, чтобы избавить ее как от малоприятных впечатлений от подобной поездки, так и от душевных страданий от того, что она непременно там увидит. Такая забота очень ее порадовала. Эмили очень не хотелось, чтобы с нею обращались как с вещью. Однако, хотя ей не нравилось, когда ей что-то не разрешали или отменяли ее собственные решения, ей также было не по душе перечить его желаниям. Привычка слишком часто поступать по-своему может оказаться крайне неудачным выходом из любого положения.
Эмили предстояло бездельничать все вторую половину дня, но в мозгу продолжали крутиться и вертеться разные надоедливые вопросы, так что в итоге она приказала подать экипаж и, очень тщательно одевшись в новое платье из парижского «Мэзон Уорт» – яркого, темно-синего цвета, сильно подчеркивающее роскошный цвет ее волос и лица и щедро украшенное на груди и по подолу, – отправилась с визитом к некоей леди, чье богатство и семейные интересы всегда преобладали над возможными угрызениями совести. Об этом она знала от друзей из высшего общества, с которыми встречалась раньше в салонах, где происхождение и деньги значили гораздо больше, нежели личное расположение или любые вкусы, взгляды и мнения.
Эмили вышла из кареты на Парк-лейн и поднялась по ступеням ко входной двери особняка. Когда ей открыли дверь, она протянула свою визитную карточку и осталась стоять на месте, пока несколько удивленная горничная ее изучала. Карточка была из старых запасов, напечатанная до ее второго брака, на ней все еще значилась «виконтесса Эшворд», что производило гораздо более сильное впечатление, чем «миссис Джек Рэдли».
При обычных условиях приехавшая леди оставляла свою визитную карточку, чтобы другая леди, хозяйка дома, могла потом оставить у нее свою, а потом они уже согласуют время и место будущей встречи. Но сейчас Эмили точно не собиралась уезжать. И горничная должна была либо просить ее уехать, либо пригласить в дом. Титул, обозначенный на карточке, не оставлял ей никакого выбора.
– Пожалуйста, проходите, миледи. Я сейчас узнаю у леди Присциллы, может ли она вас принять.
Эмили с высокомерным видом, высоко задрав подбородок, приняла приглашение и прошла в огромный холл, изукрашенный семейными портретами и даже стоящей на подставке фигурой рыцаря в латном облачении. Потом уселась в утренней гостиной перед камином и дождалась возвращения горничной, которая провела ее наверх, в будуар на втором этаже, помещение, специально предназначенное для приезжающих с визитом дам.