Пожар
Шрифт:
Во дворе Вова укрепил кадку к телеге так, что кати ее с горы карьером, не слетит.
Скотный двор был расположен недалеко от речки, и Вова приказал ребятам таскать воду к скотному двору на руках.
— А на Иждивенке к амбарам будем возить воду, — сказал он.
Вокруг скотного двора было посажено около полсотни деревьев. Здесь были американские клены, тополя и больше всего ветлы. У колхозных амбаров зеленели еще и березы.
Поливать Вова приказал кругом каждого дерева шага на два от ствола.
— Земля-то
Каждое деревцо поливали ребята равномерно. Земля с жадностью вбирала в себя воду. После поливки, казалось, саженцы сразу становились зеленее и веселее.
С собой Вова оставил только троих: один дружинник стоял на телеге, другой таскал ведра от телеги до изгороди, третий подавал Вове ведра от изгороди, принимая от второго.
— Вот это и называется работа конвейером, — приговаривал Вова.
Работа юных дружинников спорилась. Большинство ребят таскало на руках ведра к скотному двору, а Вовина партия на Иждивенке возила воду к колхозным амбарам в кадке.
Иждивенка оказалась самой подходящей лошадью для водовозной работы. Телегу брала она с места потихоньку, вода совсем не выплескивалась из кадки. Другая лошадь так хватит с места, что сразу нет полкадки воды, — не то, что Иждивенка.
Подвозили уже пятую бочку, как прибежал запыхавшись дружинник Боря Корсунов.
— Товарищ начальник, — выпалил он, приняв руку к козырьку, — там непорядок…
Боря вытянул руку по направлению к одному дому.
— Стог мечут у самого загона. Я им говорю — это против инструкции, опасно де в смысле пожара, а они посмеиваются только надо мной.
— Кто это? — спросил Вова.
— Дядя Афанасий…
— Стань на мое место, а я сам пойду поговорю с ним, — сказал Вова, — на месте сам проверю…
Вова степенно зашагал к дому Афанасия Черникова. Пройдя двор Афанасия, он вышел на зады.
Жена Афанасия стояла с граблями на стогу и принимала навильники сена. Кудлатый, весь вспотевший Афанасий кряхтел, сопел, подкидывая навильники на стог.
— Дядя Афанас, ты это прекрати, — сказал деловито Вова, — сам должон понимать: сено сухое, как порох, а ты его мечешь тут у построек. На пятьдесят метров дальше надо, ближе нельзя.
Афанасий, видать, не расслышал Вову. Расплывшись лицом, он шагнул к Вове, торопливо заговорил:
— Это, сынок, донник называется.
— Трава-то? — мотнул носом Вова на стог.
— Это не трава, а культура, — поправил Афанасий, — донник называется. Вот ты гляди — это первый укос, а в августе еще разок скосим. Вот тебе культура — два укоса… Доходная трава. Выше стоит она клевера, тимофеевки и американского пырея…
— Я не об этом, — сказал Вова, но Афанасий
— Вот ты возьми нонешнее лето — засуха, а донник как вырос. Потому вырос, что корнями вглубь лезет, я говорю, оттуда высасывает соки. А что ты смотришь и думаешь — рановато скосили, так вот, лопни мои глаза, второй раз будем косить. Увидишь в августе, как он подымется. Два укоса… нонешнее лето.
Вова терпеливо выслушал Афанасия, для приличия одобрил культуру и даже признал, что донник действительно выше клевера.
— В Абиссинии три раза снимают за год, — сказал он потом, — но это к нашему делу не относится.
— А вы по каким делам руки в брюки проклажаетесь в будень день? — ехидно спросил Афанасий.
— Стог не на место ставишь, — сказал Вова. — Мой совет тебе, дядя Афанасий, — пока еще не сметал совсем, перенеси-ка туда, подальше от строений, на пятьдесят метров.
— Это как же, — вытаращил глаза Афанасий, — я нарочно ставлю рядком с загоном, чтобы, не сходя с места, перекидывать со стога к загону.
— Ваше соображение одно, наше — другое, — сказал Вова. — А я по инструкции велю тебе: вон куда отнести стог.
— На какой это случай? — уставился Афанасий на Вову.
— На пожарный случай, — сказал Вова. — Так по инструкции полагается.
— Что ж это — я нарочно буду поджигать свой стог, по твоему детскому разумению? Ведь это донник, не то, что дурная трава. Второй укос от него будет.
— Ты-то, известно, не станешь поджигать, а вот твой Степашка-голоштанник, пожалуй, и запалит. Видишь, тут и подстожье как шалаш. Уж не мне тебя учить; сам скажешь, отчего больше всего пожары бывают.
— Чего вы там митинг открыли! — закричала жена Афанасия на стогу. — Вон уж солнце где… Надо дометывать.
— Словом, я предупредить пришел, дядя Афанасий, — сказал Вова, — по-хорошему. Давай туда подалее стог, подалее от построек. А то акт составлю, а стог все равно придется перенести. Сам с усам, не мне тебя учить.
— Небось, к главному пожарному пойдешь теперь жаловаться? — спросил Афанасий.
— Непременно, — сказал Вова. — Уж он сразу с канцелярскими принадлежностями придет сюда составлять акт.
— Ах ты ж, — почесал концом вилины затылок Афанасий, — не мог ты пораньше на часок прийти.
— Сам должен соображать, — сказал Вова и пошел обратно.
Уже во дворе услышал он вдогон себе сердитый голос Афанасия:
— Уж катали бы обручи по улицам, а то б пинали футбол свой, чем ходить да ноги подставлять человеку в работе. Понимает тоже: инструкция… Тьфу ты пропасть!
Вова только усмехнулся.
К главному пожарному, к дяде Аверьяну, Вова и не думал сейчас итти. Афанасий и без того перенесет стог.
Юные пожарные уже кончили поливку саженцев и у скотного двора и у общественных амбаров. Громыхая кадкой, катили они на Иждивенке по улице.