Пожарная застава квартала Одэнмате
Шрифт:
Судьба аристократа — безысходно томиться при Дворе, и так до старости и ухода в монастырь. Недоступно управление и военная служба, отданные воинам. Удел и радость придворного — служба императору-пленнику, исполнение священных обязанностей.
Но как хотелось исполнять эту службу более деятельно, не в павильоне для любования луной и в занятиях классической литературой.
Древний императорский Двор стоял в большом саду, окруженном длинной белой стеной, покрытой сверху черепицей и разделенной на равные квадраты коричневыми вертикальными бревнами. С востока
Снаружи Двор был окружен постами стражи военного правительства. Внутри — пронизан внимательной сетью его шпионов.
Хисамаро был сыном придворной дамы и императорского составителя гороскопов. Но отец давно умер, а мать после этого ушла в монастырь — дед занимался его воспитанием. Деда Хисамаро не любил, но почитал. Любить он стал его позже, когда подрос и старик ввел его в общество благородной придворной игры в мяч — кэмари.
Однажды, очень давно, дед привел его на площадку перед храмом с четырьмя каноническими деревьями в углах, с азартной, бодрой компанией веселых мужчин, перебрасывавших друг другу легкий белый мяч ударами ног с ободряющими возгласами, каких не услышать в томных дворцовых покоях.
— Вы привели внука, многоуважаемый? — спросили деда.
— Новые люди, многоуважаемый, — поклонился дед.
— Добро пожаловать к нам, молодой человек, — сказали Хисамаро. — Вот сидит под навесом моя внучка, молодой человек, развлеките даму разговором. А вас, многоуважаемый, прошу присоединиться, нам как раз не хватало человека для игры…
Брошенный наедине с девчонкой, Хисамаро, надувшись, сидел рядом с маленькой дамой в пурпурном кимоно, но позже, когда игра отвлекла его, спросил, как ее зовут.
— Омари, — ответила девчонка.
— А меня Хисамаро… А мой дедушка может целый час не давать мячику падать!
— А мой тоже может. А ты сам можешь?
— Конечно! Скоро смогу! А тебе вообще играть нельзя.
— Зато моя мама — принцесса, — отрезала Омари.На это Хисамаро не нашелся что ответить.
Дед Хисамаро уже несколько десятилетий был неизменным участником церемонии Первой игры в мяч, патриархом этого узкого круга, хранителем традиции и знатоком церемонии.
— Кэмари — это таинственная игра, — говорил дед. — В нее играли демоны и боги, а теперь играют и люди.
Сутью игры было как можно дольше не давать мячу из оленьей кожи коснуться земли. Играли в нее по разным обстоятельствам и предзнаменованиям, кругом от четырех до восьми человек. Играли в прохладные солнечные дни, когда церемониальная одежда придворных не обременяла их. Самой важной и почетной была церемония Первой игры года перед храмом Симогамо, за которой наблюдал император и его семья.
— Это самая важная игра, — говорил дед. — Чем позже мяч коснется земли, тем вернее божественный император может рассчитывать на наше благоденствие в новом году. Потому в первую игру года играют только лучшие. Тот, кто уронит или упустит мяч, выбывает из игры следующего года. Остальные игроки одариваются подарками императора и окружаются почетом. Их любят и ценят. Моя
В это общество избранных войти на равных было почти невозможно. Но Хисамаро избрал путь и шел туда год за годом.
Мяч Хисамаро не давался. Он был легок, его сносило ветром. Хисамаро промахивался или слишком отбивал мяч в сторону.
— Бей по мячу так, как сердце бьется, ведь сердце стучит не сбиваясь, — говорил дед.
И вот Хисамаро старался.
Он играл недостаточно давно, чтобы войти в круг старших игроков, но среди молодых он был совсем не из последних. А еще Омари приходила смотреть, как он играет. А он писал ей письма, стихи. Стихи начинающего юнца, неуклюжие и неизысканные, а она писала ему в ответ одаренно, тонко и деликатно. Ее охваченные изысканными ароматами письма Хисамаро хранил в оставшейся от матери шкатулке из кедра.
— Могу ли я надеяться? — решился спросить он однажды у Омари и не получил ответа.
— Могу ли я надеяться? — решился спросить он однажды у своего деда.
— Ты хорош в кэмари и посредственен в прочем, — ответил ему дед. — Но семья Омари родственно близка к императору. Если ты станешь еще лучше, то, когда станешь взрослым и сдашь экзамены на первый придворный чин, скорее всего, твои мечты обретут куда более надежное основание…
И Хисамаро старался.
Придворные, далекие от непосредственной службы императорской особе, имели известную свободу в черте города под надзором шпионов. Они могли выходить в окружающие Двор кварталы и сады, посещать храмы. Придворные дамы на повозках, запряженных парой волов, — исключительная привилегия придворных в стране, бедной лошадьми, — выезжали за ограду в благочестивые паломничества к близлежащим святынями. Все равно, как говорили, треть города населяли шпионы, одна половина из которых следила за другой.
Мост через реку Камо был местом малолюдным. Мост примыкал к восточной стене дворца, и молодой придворный Хисамаро избрал его местом своих одиноких занятий.
Так это и случилось. Он увлекся своим самосовершенствованием настолько, что не замечал блистательного княжеского поезда, которому преградил путь.
Пока мяч, подброшенный его ударом, не исчез.
Это воин в черных доспехах, в длинноносой маске тэнгу, перехватил взлетевший в воздух мяч, крутанул его на указательном пальце и, оставив его так вращаться, спросил:
— Ты кто, мальчик?
— Я Хисамаро.
— Ты придворный?
— Да.
Воин медленно кивнул:
— Играешь в кэмари?
— Играю.
Воин в маске остановил мяч ладонью, отдал его мальчишке и сказал:
— Отличное поприще. Я тоже этим занимаюсь время от времени. Когда подрастешь, как-нибудь выясним, кто из нас лучше. Я Ханпэйта с горы Курама. А теперь беги на Двор, там тебя, наверное, уже потеряли. Да. И негоже держать столько важных людей в пыли на дороге — они к такому не привыкли. Вот тебе небольшой дар, чтобы загладить это недоразумение.