Пожарная застава квартала Одэнмате
Шрифт:
У настоятеля словно сердце остановилось, он осунулся, отвернулся, замкнулся, тяжко задумался, запечатав рот рукой так, словно боялся закричать.
А я боялся прервать его глухое молчание.
— Его необходимо найти, — проговорил наконец настоятель Окаи. — Человека, укравшего кимоно. Он в страшной опасности. Он и все, кто может быть рядом.
Помолчав, он добавил:
— Вы помните имя? Того человека?
— Э-э, — я был не готов к такому вопросу. — Кажется, его называли Сухэй…
—
Он собрал и сложил в стопку бумагу с описанием кимоно и еще несколько листов, кажется, это были каллиграфически исполненные отрывки из Сутры Ядов, печати, защищающие от эманаций скверны. Со времен моего пребывания в монастыре не видел таких…
— Вижу, вы ожидаете худшего…
— Эту вещь ищут уже очень давно. — Настоятель сложил пачку бумаг вдвое и спрятал за запах своего кимоно. — Мы готовились. Идемте.
Мы подошли к укрытию Икимару, когда солнце уже клонилось к закату, наливаясь алым в дымке над горами, почерневшими до неразличимости деталей. День заканчивался.
И там, на гребне разрушенного забора, мы первым встретили сидевшего в дозоре того мальчишку, сопровождавшего Сухэя.
Пацан вскочил, ловко покачиваясь на камнях стены, готовый дать деру.
— Эй, малец! Подожди! — крикнул я, когда понял, что тот вот-вот сбежит. — Да стой ты! Мы не собираемся тебя ловить! Сухэя позови.
— Ага, щаз, — дерзко отозвался пацан. — Уже побежал. Вы тут никто, проходите куда шли.
— Мальчик, — произнес настоятель Окаи. — Кажется, твое имя Кинтоки? Ты же знаешь, кто я. Нам Сухэй не нужен. Ему досталась одна вещь… очень плохая вещь. Она уже не одного человека сгубила. Мы опасаемся за Сухэя. Или за того, кому он ее отдаст. Ты просто передай ему это, мальчик. Мы будем ждать его в храме Кэйтёдзи. Идемте, господин Исава. Надеюсь, беды не случилось…
Я медленно повернулся и в недоумении последовал за настоятелем. Я бы настаивал на встрече…
— Эй вы, — раздалось внезапно за спиной. — Банда Кэйтёдзи. Стойте.
Мы повернули обратно. Пацан спрыгнул с забора, как воробей с жердочки, и встал от нас на той стороне дороги, чтобы не дотянуться было.
— Я где Сухэй не знаю, он мне не докладывает. Но в Ёсивара у него есть зазноба, он ей это фурисодэ и подарил. Я ее видел, она добрая.
— А где? В каком доме? — быстро спросил настоятель. — Кто хозяин дома?
— Не знаю, — бросил малец. — Я ее на прогулке видел. А внутрь, в бардаки, меня не пускают. Мал еще.
Помявшись, малец добавил главное:
— Сухэй сказал давеча, что заболела она. Врача ей ищет. Онсэн ее звать.
— Найди Сухэя, — приказал мальчишке настоятель Окаи. — А мы идем искать девушку. Может быть,
Солнце быстро закатилось за горы, и к воротам Ёсивара, веселого квартала города Эдо, мы подходили уже в темноте, в самое горячее время.
— Эй, воробушки! — развязно бросил нам веселый сторож, когда мы прошли через ворота, увешанные огромными алыми фонарями, как волшебными многообещающими плодами. — Шляпы возьмите! По дзэни штука!
Он протягивал нам круглые соломенные шляпы с низко загнутыми краями, скрывающими лицо, — обычная мера для гостей, не желавших, чтобы их узнали на этом торжище удовольствий.
— Ты знаешь девицу по имени Онсэн? — спросил его настоятель. — Говорят, она болеет.
— На больных девиц у нас тут спрос небольшой, — ухмыльнулся сторож. — А вам-то она на кой, да еще двоим сразу? Я вам подскажу свежих, здоровых и веселых девушек, никаких болезней!
— Понятно… — проговорил настоятель. — Мы тут пройдемся, посмотрим.
— Прыгайте, воробушки, — махнул рукой сторож.
Воробушки — это завсегдатаи Ёсивара, из тех, что без гроша и ходят хотя бы посмотреть на недостижимое, там, куда их никогда не пустят…
— А он не знает меры в своей надменности, — пробормотал я обескураженно, когда мы отошли по главной улице квартала чуть дальше от ворот. — Он так однажды вдруг останется без головы.
— Тут много охраны, — ответил настоятель. — И они всех знают. Сама Ставка за ними присматривает. Ему бояться нечего. К тому же мы же не собираемся ничего оплачивать. А значит, действительно тут на птичьих правах…
Мы останавливались у каждого дома с решетчатой оградой на низком балкончике, за которым сидели девушки, и задавали им свои вопросы. Те смеялись в широкие рукава и не говорили ничего полезного. Мы шли дальше.
До тех пор пока не дошли до огороженного священной рисовой веревкой со сложенным из бумаги белыми лентами квадрата дикого тростника посреди квартала — остатка того самого тростникового поля, давшего название кварталу, места обитания местного духа, перекрестка всех путей здесь, и где за нас взялась та самая охрана.
Пяток мужичков с копьями, под началом толстенького старшего при мечах, вышел на нас из переулка с недовольными лицами.
— И чего вы тут шатаетесь? Не платите, пристаете к девушкам, работать не даете? А? Так, давайте на выход, это вот туда.
— Простите, — кланялся настоятель Окаи. — Мы ищем девушку!
— Уже давно могли найти, если бы искали, — сварливо отозвался старший в карауле.
— Она больна!
— А ты же не врач, — удивился старший. — И у нас вроде никто пока не умер, для священника дел нет. Подожди своей очереди.