Пожарный кран No 1
Шрифт:
– Вов, - толкает Балабанчик плечом своего безутешного друга.
– Вов, ну не злись... Пойдем Аньку поищем.
Вовка Гусев мрачно мотает головой.
– Сам ищи! Она под пожарным краном сидит. А я с ней больше не дружу.
КАК ЖИТЬ ДАЛЬШЕ?
Это совершенно непонятно. А может, Кузя передумает, может, пожалеет Аньку?
"Нет!
– она закусывает губу.
– Не надо мне его жалости!"
Все-таки много в жизни непонятного и несправедливого: вот, оказывается, Анька Кузю любит, а он на нее Машину натравил.
Уже
А если Машина вперед разберется в Айрапетяне? Поймет, что ей грозит опасность, да как по нему бабахнет!
"Нет уж!
– решает Анька.
– Ничего я ему не скажу".
Анька сидит и думает о Кузе. Почему он любит свою Машину, а людей нет? Наверно, его кто-нибудь обидел? А может, у него нет друзей? Ему одиноко, печально, вот он и выдумал Машину, чтоб был друг, хотя бы железный?
"Я сама во всем виновата!
– сердится на себя Анька.
– Ему было плохо, а я... Я даже этого и не заметила, только дразнила его и обзывала. Может, если бы я с ним по-хорошему, если бы он почувствовал, что я его... Ну, в общем, люблю... Может, тогда ему было бы легче?"
А теперь вот получилось, что именно Анька - злейший Кузин враг. Выйти бы отсюда, разыскать Кузю и...
Ну и что тогда?.. Что Анька ему скажет? "Я тебя люблю, Кузя..."
Анька краснеет, у Аньки сверкают глаза. Никогда, ни за что она такого не скажет! Пусть девчонки говорят про это.
"Буду сидеть тут!
– решает Анька.
– До старости! Так мне и надо!"
Только обидно: все вырастут, у всех начнется замечательная взрослая жизнь: Айрапетян будет строить ракеты, Балабанчик станет капитаном, Вовка актером, а Анька? Так и пробездельничает здесь всю жизнь? Какая тоска и обида! Из-за этой Машины! Из-за этого Кузи!
"Из-за самой себя!" - поправляется Анька. Нечего все на других сваливать - так ей всегда говорил папа.
Не на бездельниках держится мир, а на тех, кто занят своим делом. На тех, кто работает. Даже если ему мешают. Это тоже папины слова, Анька все помнит.
А однажды он рассказал Аньке про одного революционера. Как царь посадил его в тюрьму, в очень маленькую камеру, где даже окон не было. И книги запретил ему читать. Ну, то есть этому революционеру просто совершенно нечего было делать в узкой темной камере. Одно только и оставалось: лечь и помереть с тоски... Откровенно говоря, царь именно на это и рассчитывал.
А революционер об этом догадался и решил: а вот ни за что! И стал жить так, будто он на свободе: сразу после завтрака отправлялся на прогулку, гулял по камере взад-вперед и считал шаги. Потому что гулять он решил не меньше десяти километров - каждый день! А десять километров - это двадцать тысяч шагов, вот он и считал.
Он возвращался с прогулки как
Так что царь просчитался: революционер не только не помер с тоски, а наоборот - отдохнул немного в тюрьме, а потом сбежал! Вот какой был человек!
Только Аньке не сбежать. "Зато у меня есть окно, вон какое большое, все-таки не так тоскливо... И книги мне никто не запретит читать".
Анька вздыхает: надо будет сказать Айрапетяну, чтоб он учебники принес, а то все школу кончат, а она?
"У меня по геометрии тройка, - вспоминает Анька, - и по физике... Надо будет разобраться в этих науках. А то стыдно: мне ведь и делать-то больше нечего - только учиться. Значит, я все должна знать. Тем более, что никто над душой не стоит, не заставляет и двоек не ставит!"
Анька во всем разберется, все будет знать! Нет, не удастся Машине сделать из Аньки бездельницу.
Вот только Кузя... Кузю Аньке жалко: когда-нибудь он поймет, что натворил, и его будет мучать совесть. Наверно, это случится не очень скоро. Но все равно - это случится обязательно, ведь Кузя и сам - человек.
ТОВАРИЩИ ПО НЕСЧАСТЬЮ
Анька сидит тихая, задумчивая. Никогда еще Балабанчик ее такой не видал...
Он подошел и присел на черный ящик, валявшийся рядом.
– Слезь, - велела Анька.
– Кто ее знает, что она сделает.
– Кто?
– удивился Балабанчик.
Но Анька только махнула рукой. Не хотелось ей говорить про Машину. Да и не боялась уже Анька: что она может, мертвая железяка? Только лучше все-таки ее не трогать.
– Ты чего тут делаешь?
– с укором спросил Балабанчик.
– Думаю. Иди, не мешай мне.
Балабанчик обиженно засопел: пропала, сидит и думает, а с другом даже разговаривать не хочет!
– Нет, ты расскажи!
– потребовал он.
– Чего вы с Вовкой поцапались? Я его спрашивал, спрашивал, а он молчит.
Анька исподлобья взглянула на Балабанчика, подумала и сказала:
– Ты, наверно, тоже в кого-нибудь влюблен...
Балабанчик моргнул.
– Чокнулась ты, да?
– пробормотал он.
– В кого это я...
– Не знаю, - вздохнула Анька.
– А я - в Кузю.
– Че-го?
– потрясенно переспрашивает Балабанчик.
– У тебя что, температура?
Анька не ответила. Они сидели и молчали, а за окном кончался зимний день. Не то чтобы там стемнело уже, но чувствовалось, что уже собирается темнеть.
– А я в Верку, - вдруг сознался Балабанчик.
– Я давно хотел сказать. Только боязно было, мы ж клялись.
– Разве мы тогда знали?
– печально спросила Анька.
– Мы же маленькие были. А почему в Верку? Она воображала.