Пожарный кран No 1
Шрифт:
– Дорогой, наверно?
Кузя пожимает плечами: откуда ему знать, ведь это подарок.
– Балует тебя дед, - говорит Катя, а Кузя смурнеет.
– Это не дед... Где он возьмет такое. Это мне мать прислала на Новый год. Недавно за границей была и привезла вот...
Кузя супит брови.
– Ты чего?
– удивляется Катя.
– Радоваться надо. Такая игрушка! Разве не нравится?
– Нравится...
– вздыхает Кузя.
– Только хлопот много - от деда прятать приходится.
– Зачем?
– не понимает Катя.
Кузя
– Она в Москве живет. Мы с дедом ездили летом, и я ее разыскал там. Теперь вот она мне подарок прислала, а деду что говорить? Он ведь не знает, что я там был...
– Что же - ты не имеешь права увидеться с собственной мамой? сердится Катя.
– Странный у тебя дед. Тиран!
– Да нет... Он мне не запрещал. Только я зря туда пошел. И не хочу, чтоб он знал... Ему обидно будет. Не за себя, понимаешь, Катя? За меня.
– А как вы с ней встретились?
– тихо спрашивает Катя.
– Давно она тебя не видела?
– Десять лет. Я пришел, а она меня не узнала, решила, что я одноклассник ее дочки...
– нехотя сообщил Кузя.
– А ты не сказал?
– Как?
– спрашивает Кузя.
– "Здрасьте, вы меня, конечно, не помните, потому что, когда вы с папой разошлись, я был маленький. Но вообще-то я ваш сын..." Она потом сама догадалась. Когда я уже ушел... Да ну!
– Кузя сморщился, махнул рукой.
– Родители - это атавизм, пережиток древности, без них даже лучше! Давай танцевать!
"Забыть бы обо всем этом раз и навсегда... Забыть и не вспоминать!"
Чудо техники орет на весь лес, Кузя яростно пляшет у костра, топчет снег - забыть и не вспоминать!
– Жизнь прекрасна, ур-ра!
– кричит он Кате, растягивая рот в улыбку.
– Танцуй!
"Забыть и не вспоминать!" Кузя никогда ни с кем об этом еще не говорил - страшно... Ведь если о тебе даже собственные родители забыли, то кому ты нужен? Ни-ко-му! Вот разве что деду. И то непонятно - зачем?
– Кузя!
– позвала Катя.
– Перестань.
– Почему?!
– удивился Кузя.
– Потому что сейчас заплачешь...
Кузя встал как вкопанный, нахмурил брови и сказал строго:
– Я никогда не плачу. Запомни! Ни-ког-да.
– Ну и зря, - вздохнула Катя.
– Когда плачешь, то легче.
– Ерунда!
– хмыкнул Кузя.
– Слезами горю не поможешь. Почему ты не танцуешь?
– Но ведь ты меня еще не пригласил.
– Сейчас!
– отозвался Кузя. Он торопливо снял и бросил в снег шапку и перчатки, пригладил волосы и шагнул к Кате.
– Мадмуазель... Позвольте...
Катя засмеялась.
– Ну, тогда надо танцевать вальс!
– Чего нет, того нет, - развел руками Кузя, но вдруг вспомнил: Погоди! У меня ж с собой пробная кассета, там что-то такое...
Он поменял кассету - и вальс со старой пластинки медленно и нежно поплыл над снегами.
Кружится, кружится снежная поляна, кружится вечереющий лес и набирающее тьму небо
И вдруг музыка оборвалась, и неживой, страшный голос, от которого у Кати по спине побежали мурашки, четко и равнодушно выговорил в тишине:
"Я. Машина. Он. Меня. Изобрел. Теперь. Мне. Нужна. Ты. Подойди".
– Что это?
– шепотом спросила Катя.
А Кузя улыбнулся:
– Не обращай внимания, это так, шутка.
"Аня. Дай. Душу!" - продолжал твердить страшный голос.
– Какая Аня? Объясни, Кузя.
– Да ну...
– он поморщился.
– Это скучно.
– Нет, ты скажи!
– Ну, пятиклашка одна... У деда в театре занимается. Они там у деда все такие замечательные и одухотворенные, у всех, видите ли, душа! раздраженно сказал Кузя.
– А я - плохой. Я - железяка бездушная, скоро превращусь в робота. Это мне дед вчера выдал... Ну, дед - ладно, это наши с ним дела, а она-то чего лезет?! Лезет и лезет! Ну, Анька эта. А дед за нее заступается, она у него любимица. В общем, достала она меня... Вот я ее и проучил утром.
И, припомнив, как замечательно он нынче утром разыграл вредную Аньку, Кузя развеселился, изобразил Кате, какое у противной девчонки было лицо, когда она увидела Машину...
А Катя слушает и молчит.
– Ты чего?
– удивляется Кузя: ему весело.
– Она, наверно, и сейчас там сидит...
– говорит Катя.
– Да что ты!
– машет руками Кузя.
– Ей же на елку надо было! Да что она, дура, торчать целый день под краном из-за какого-то человечества! Что она в этом понимает!.. Нет, она мне точно проиграла! Проспорила, не сомневайся!
– Душу?
– тихо спрашивает Катя.
– И что ты будешь делать с ее душой?
Кузя перестает веселиться: Катя на него так смотрит...
– Кать... Ты серьезно? Ведь нет никакой души...
– Ты это точно знаешь?
Катя подбирает со снега шарфик, брошенный, когда плясали. Идет к своим лыжам.
– Катя, ты куда?
– растерянно зовет Кузя.
– Мне домой пора. Ты со мной не ходи.
Она скользит по лыжне, а Кузя стоит столбом у догоревшего костерка, глядит ей вслед. Что случилось? Почему она так? За что? Неужели из-за Аньки? Непонятно... Что ей за дело до незнакомой пятиклашки?
– Катя, погоди!
– кричит Кузя, он не может видеть, как она уходит. Еще несколько минут назад все было так хорошо, так радостно...
Он несется наперерез, по мягкой снежной целине, бежать тяжело, как в страшном сне. Кузя несколько раз упал, он весь в снегу, он потерял где-то шапку и перчатки...
– Катя!
– Вот он выскочил, встал перед ней...
– Не уходи!
– Пропусти!
– сказала Катя, даже не взглянув на Кузю.
И он догадался вдруг: она не из леса уходит, она от него, от Кузи, уходит. И ничего уже не исправить, даже если он будет бежать за ней до самого дома. Даже если они по-прежнему будут сидеть за одной партой.