Пожилая дама в Голландии

Меральда Клара С.

Через витринное стекло видны были трамвайная остановка и светофор на перекрестке. Я уже хотела ее спросить, что она решила делать с грибами, которые везла родственнику, и предупредить, что шансов продать их здесь нет, так как голландцы не едят никаких грибов, кроме шампиньонов, как вдруг среди людей на трамвайной остановке увидела Янину Голень. Крикнув «Извините, сейчас вернусь!», я стремительно выскочила из кафе, но прежде чем удалось добежать до остановки, трамвай тронулся. Среди оставшихся Голень не было. Я успела взглянуть на номер поехавшего на зеленый

свет трамвая и спросила кого-то о его маршруте, но из ответного бормотания, содержащего названия голландских улиц, ничего не поняла.

Я вернулась в кафе, еще раз извинилась перед удивленной моим поведением благородной дамой, сказала ей, что увидела нашу соседку по вагону и объяснила причину, по которой хотела бы с ней встретиться. Спросила также, не помнит ли она, на какой станции Голень вышла. К сожалению, благородная дама в поезде ни на кого не обратила внимания, так как общество не казалось ей интересным. «Знаете, сейчас ездят такие разные люди…»

Я узнала еще, что голландские родственники этого поляка не смогли ее принять, так как готовились к отъезду. Они лишь снабдили ее достаточной суммой денег, чтобы она могла ненадолго остановиться в гостинице и посмотреть Голландию.

О грибах я ее уже не стала спрашивать, так как вдруг спохватилась: ведь скоро вернется Крысь, я могу опоздать к его приходу. Я еще раз выразила благородной даме сочувствие по поводу того, что ей не удалось увидеть своего родственника живым, и наконец мне удалось закончить эту встречу.

– Кострейко, – представилась, прощаясь со мной, благородная дама.

Я назвала себя и с облегчением рассталась с ней.

До Плац-1944 оказалось недалеко, автобус я ждала недолго и приехала домой за двадцать минут до окончания уроков Крыся. Я решила пойти за ним. Спрашивая у каждого второго дорогу к школе, кое-как добралась. Обратная дорога благодаря Крысю уже не пугала неожиданностями. Неожиданностью был только серый «порше», стоящий перед нашим домом. Его владелица выбралась из машины и подошла ко мне.

– Я еду в Амстердам и подумала, что, может быть, смогу помочь вам в хлопотах с шапкой. Если вы назовете фамилию той особы, могу зайти в полицию и сказать, что шапка находится у вас.

– Очень была бы вам благодарна, – искренне обрадовалась я. – А ту особу я видела сегодня в N., она входила в трамвай (я назвала номер), но я не смогла ее догнать. А может быть, удастся эту шапку оставить там, в полиции? Не составит это для вас особого труда?

– Абсолютно никакого, – заверила меня владелица «порше».

Я побежала наверх, схватила шапку и отдала ее элегантной и любезной соседке с конца улицы.

– Запишите фамилию. – Она дала мне записную книжку и шариковую ручку.

Большими буквами я написала: «Янина Голень», затем свою фамилию и поставила дату нашего приезда в Голландию.

Когда лисья шапка с хвостом оказалась на заднем сиденье «порше», я почувствовала себя гораздо лучше. Больше меня не будут раздражать неумные замечания моего ребенка по поводу того, что я стащила ее из вагона.

У Крыся, видевшего, как я отдавала

шапку, было решительно-озабоченное лицо. Я немедленно предложила ему прогулку в «неизвестное», в ходе которой я буду вести его в одну сторону, а он меня в обратную, при этом мы оба будем медведями. Это сработало.

Издавая медвежий рык, я пошла по улице в сторону, где жила владелица «порше». Крысь, тоже с рычанием, подпрыгивая, шел за мной. На улице еще было достаточно светло, но в домах уже зажигали свет. В доме в конце улицы все окна были освещены. Забыв, что надо рычать, я замедлила шаги. В хорошо освещенном окне я четко увидела старого человека, одетого в халат или домашнюю куртку, лысого, с пучками седых волос на висках. Он смотрел на улицу. Я быстро отвернулась и ускорила шаги, довольная, однако, тем, что мне удалось увидеть старого солдата. Он был действительно старый, но не производил впечатления дряхлого.

Сын с невесткой вернулись, когда Крысь уже спал.

– Что у тебя за коллеги? – спросила я за ужином моего ребенка.

Он скривился.

– Дураки…

– Все? – удивилась я.

– Ну, может и не все… но тип, с которым я работал вначале, это законченный болван. Не понимаю, почему профессор его держит. Только когда я учинил грандиозный скандал, потребовав, чтобы он не мешал мне работать, его перевели в другое место.

Я вздохнула. Если Войтек говорит, что учинил скандал, ему можно верить.

– Как гость ты не должен устраивать скандалов…

– Какой гость?! – возмутился он. – Я вкалываю для них, и они пользуются результатами моего труда. Ты знаешь, как ко мне вначале отнеслись? Как к лаборанту, который будет у них на побегушках. Даже не спросили, что у нас в Варшаве в институте делают… Несмотря на свои деньги и аппаратуру, они и в подметки нам не годятся. Специалисты по союзкам и каблукам…

– Надеюсь, этого ты им не сказал? – забеспокоилась я.

– А почему я не должен говорить? – удивился он. – Я всегда говорю то, что думаю.

К сожалению, никто другой, именно я вбивала ему в голову в свое время мысль, что нужно всегда говорить правду. Кажется, в этом немного переборщила.

– На кого сейчас жалуется Войтек? – поинтересовалась Эльжбета, которая принесла из кухни чай.

– Спрашивала его о коллегах по работе, – объяснила я.

– Между прочим, тот, с кем он сейчас больше всего не в ладах, живет рядом. Кажется, именно от него Войтек узнал о возможности снять этот дом.

– Ну-ну, хорошенькое соседство теперь для обоих, – заметила я.

– Но нельзя же, чтобы на этой улице жили одни Лизы, – невозмутимо бросила моя невестка. – А с женой этого Петера у меня вполне хорошие отношения. У них девочка немного старше нашего Крыся, и мы иногда обмениваемся мнениями по поводу школы и детей.

В этот вечер я засыпала с трудом. Пробовала себя утешить тем, что каждый родится с собственным характером и что врожденных черт воспитание не изменит. Но несмотря на это, я не была уверена в том, что мой ребенок не был бы немного другим, если бы не я его воспитывала.