Пожилая дама в Голландии

Меральда Клара С.

– Если говорить о подозрениях, то вы перебрали через край. Я по крайней мере не подозревал, что вы покушаетесь на мою жизнь.

– В моих подозрениях ваша вина. Не я организовывала эти якобы случайные встречи. Однако с меня хватит и того, что вы обо мне подумали как о контрабандистке. И при этом отказываете мне даже в праве спросить – почему? – обиделась я.

– Обещаю вам все разъяснить, как только закончится следствие.

– Неужели мои показания посодействовали его началу? – спросила я лукаво.

Он усмехнулся, но не ответил.

– Думаю, что ваши обещания все разъяснить будут мне нужны как собаке пятая нога. Прежде

чем закончится следствие, меня здесь уже не будет.

– Когда вы уезжаете?

– Примерно через две недели. И приятные же воспоминания я увожу из вашей страны, нечего сказать!..

– Вы не могли бы еще задержаться в Голландии?

– В надежде, что последующие впечатления окажутся лучше? – рассмеялась я. – Возможно, и могла бы. Но, во-первых, зачем? Я отвела душу с детьми, может быть, немного помогла невестке. Но у них своя семья, и слишком долгое пребывание даже очень любимой и любящей матери может в конце концов стать в тягость. Во-вторых, у меня на родине свой дом, своя профессия, которая дает мне средства на жизнь.

Судя по выражению его лица, у него, наверное, было желание еще о чем-то спросить – может быть, о моей профессии, но он ответил на мои откровения чем-то вроде согласия.

В беседе возникла пауза. Я сосредоточенно пыталась свернуть сигарету. Этого он не выдержал.

– У вас не очень хорошо получается, возьмите мои. – Он пододвинул мне пачку.

– Спасибо, не надо, – отказалась я. – Мне с лихвой хватило ваших сигарет, выкуренных в вашем учреждении.

– И вы не можете взять у меня сигарету, когда мы встречаемся неофициально?

– Нет. Я должна научиться сама сворачивать сигареты, это будет единственная польза, которую я вывезу из Голландии.

Я не стала говорить, что у нас уже давно нет ни рассыпного табака, ни папиросной бумаги.

– Сейчас мне пора возвращаться домой. Как вам известно из моих показаний, мои дети ничего не знают о деле Янины Голень. Я также ничего не говорила им о сегодняшней встрече. Мне хотелось бы уже быть дома до их возвращения.

Когда мы выходили из кафе, он спросил:

– Могу я вас подвезти?

– И как можно скорее, – попросила я. Преимущество «тойоты» перед автобусом как средством передвижения было очевидным.

В дороге он почти ничего не говорил. Я тоже. Не знаю почему, но мне было немного грустно. Наверное, в результате разговора об отъезде и расставании с детьми.

Следующая неделя пролетела совершенно незаметно. Из дома я не выходила, занималась с Крысем, разговаривала с Эльжбетой и ждала позднего возвращения моего ребенка. Я категорически потребовала от него уладить наконец формальности с моей пропиской, в противном случае, сказала я, он заплатит штраф, о чем якобы сообщила мне одна из моих соседок.

Однажды утром на полу в коридоре среди газет, которые ежедневно почтальон бросал через специальную щель в дверях, игравшую вместе с полом роль домашнего почтового ящика, я обнаружила адресованное мне письмо. Содержание было кратким – предложение встретиться завтра по поводу интересующего меня вопроса. Затем следовали дата, номер телефона и подпись, из которой кроме первой буквы «Б» мне удалось расшифровать только две следующие – «а» и «е».

Я была пунктуальна, что случается со мной нечасто. Встретились мы буквально у входа в кафе.

– Умираю от любопытства, – сказала я, как только мы сели.

– Вы хотели знать, почему я вас подозревал, хотя в отношении именно вас это может

показаться странным… Речь идет не только о том, что вы не похожи на особу, занимающуюся контрабандой наркотиками. Из опыта нам известно, что этим могут заниматься и люди, которые выглядят весьма пристойно. К тому же ваше поведение не совсем обычное…

– Что это значит? – прервала я его, нахохлившись. – Если я не свищу и не плюю на улицах, не ковыряю пальцем в носу… Когда мне было лет шесть, у меня была подружка, которая мне очень нравилась тем, что все это проделывала; как-то я захотела последовать ее примеру, и кончилось это плохо, больше я не пробовала. Что же, черт возьми, необычного в моем поведении? И необычного для кого? Для нормальных людей или для торговцев наркотиками?

– Ваша реакция на события спонтанная, к тому же вы не колеблетесь, высказывая суждения… ну, скажем… нешаблонные…

Я не дала ему продолжать.

– Вы утвердились в этом мнении на основе моих откровений о том, что я не терплю готовить. Ведь это абсолютно не совпадает со сложившимся у всех мужчин убеждением, что сущность женщины – в заботе о семейном очаге, выстаивании у газовой плиты и помешивании в кастрюлях.

– Я не хотел вас обидеть и совершенно не это хотел сказать.

– А что же тогда?

– Что ни один разумный и предусмотрительный организатор контрабанды не доверил бы такого задания вам.

– На моем месте вы, пожалуй, тоже не сочли бы такое утверждение комплиментом?

– Вы считаете, что способности, необходимые для контрабанды наркотиками, заслуживают похвалы?

– По-моему, в таком деле нужен прежде всего ум, а его, – я вздохнула, – вы у меня, видимо, не обнаружили.

– Ух… – Теперь была его очередь вздыхать. – Мне кажется, что разговор с закоренелым преступником шел бы легче. Хотите вы или не хотите узнать, почему я вас подозревал?

– Как вы можете меня об этом спрашивать?! – возмутилась я. – Столько времени считать человека преступником и не сказать почему!

– Вы позволите мне теперь говорить спокойно? Я позволила.

– Несмотря на то что у вас нет соответствующих склонностей, которые, по моему мнению, обусловлены главным образом отсутствием угрызений совести, наличием сметливости и железных нервов, я пришел к выводу, что они пошли на риск и послали вас потому, что у них не было в тот момент более подходящей кандидатуры. Их поджимали сроки, а вашим козырем была официальная цель поездки – посещение сына, это должно было отвлечь от вас внимание. Однако о том, что из Польши переправлялась партия этого товара, мы знали. Не думайте, что мы у себя не знаем тех, кто греет руки на этом деле. Но проблема состоит в том, что мы не можем предъявить обвинение, не имея в руках достаточных, то есть обоснованных, доказательств. Мы довольно часто задерживаем и осуждаем непосредственных торговцев так называемыми «пушками» или, иначе говоря, приготовленными для разовых инъекций дозами. Но ведь они – плотвички в сети. Не они организуют контрабанду. Главные ее вдохновители и организаторы им неизвестны и недостижимы. Наши информаторы есть в разных контрабандистских центрах. Мы часто закрываем глаза на их мелкие грешки, если они могут быть нам полезными. Это – единственная уступка в борьбе с преступностью, и так поступает полиция всего мира. Мы принимаем во внимание вид и серьезность правонарушения, но важнее выявить настоящее крупное преступление, чем наказывать людей за мелкие проступки…