Пожилая дама в Голландии

Меральда Клара С.

Я сидела на кровати, а сердце мое стучало, как пресловутый молот на наковальне. Как я могла так сглупить? Как я могла допустить, что перехитрю гангстера? Те, кто обстряпывают такие дела, избавлены от каких бы то ни было угрызений совести. Это стреляные воробьи. Какая я идиотка!

Внезапно я очнулась: мне нисколько не поможет оханье и аханье над собственной глупостью. Достаточно того, что высокий голландец приговорил меня. Причины, по которым он это сделал, уже не имеют значения.

В темноте я вытащила из сумочки пачку с остатками сигарет.

Закурила, хотя знала, что через неплотно закрытые двери дым попадет в другие спальни и утром Войтек сделает мне выговор. Но это сейчас не имело значения. Даже в тюрьме осужденным на смерть перед казнью предлагают сигареты.

Я встала и отдернула шторы. Месяц уже исчез, передо мной лежала спящая улица. Свет от фонаря очерчивал силуэты стоящих у домов автомобилей. Услужливое воображение подсунуло мне вид каких-то пустырей, где отыщут мое тело… Войтеку придется хлопотать с перевозкой его на родину. Наверняка придется занять деньги…

Не знаю, то ли мысль о чрезмерных расходах Войтека, то ли ощущение бессмысленности такой смерти – но что-то вызывало во мне содрогание. К черту, нужно что-то делать! Рядом идет нормальная жизнь, работает полиция. Я не могу допустить, чтобы меня убили!

Я закурила еще одну сигарету, но теперь уже предусмотрительно приоткрыла окно. Пойду в полицию! Госпожа Хение, конечно, права, что нужно сидеть тихо, но не в той ситуации, в какой я оказалась. Очень может быть, что дружки высокого голландца зарежут меня потом из мести, но, если я буду молчать, меня убьет он, и уже послезавтра. В худшем случае их месть настигнет меня уже дома. А может, полиция сумеет защитить меня и спасет мне жизнь. Расчет, таким образом, был простой.

Я нетерпеливо ждала утра. Еще до того, как проснулась Эльжбета, я тихонько пробралась в ванную и приняла душ, стараясь шуметь как можно меньше. Потом оделась, подкрасилась и, услышав, что они просыпаются, сошла на кухню приготовить завтрак.

Мой ранний подъем и вполне боевой внешний вид в столь раннее время суток вызвали явное удивление.

– Что случилось, Пушистик? – спросила Эльжбета.

– Виной всему моя вчерашняя головная боль. Я забыла сказать тебе вечером, что у меня к тебе просьба: останься, пожалуйста, сегодня дома. Вчера мне позвонила моя варшавская знакомая – в свое время я дала ей ваш телефон, – она собиралась выехать в Бельгию и должна была заехать в Голландию. Она звонила из Амстердама и сказала, что на обратной дороге в Утрехт может остановиться в N. Я договорилась с ней встретиться. Хочу отдать ей письма для моих подруг и попросить ее сделать кое-какие дела для меня, о которых я перед отъездом в спешке забыла.

Я лгала так резво, что это даже мне самой понравилось. Но не понравилось Эльжбете.

– Жаль, что ты ничего не сказала мне раньше. Теперь довольно трудно… Конечно, я останусь дома, если тебе это так нужно…

– В порядке компенсации я отказываюсь от следующего выходного, – заверила я ее.

Известие о том, что я еду в N. вместе с ним, Войтек воспринял удивительно спокойно и

сделал только одно замечание:

– Только прошу тебя: не выкрикивай по дороге, что кто-то переходит шоссе не там, где надо, или что нас обгоняет машина.

Перед уходом моя невестка захотела узнать, что я планировала на сегодняшний обед. Я ничего не планировала, но автоматически ответила:

– Сделай ризотто, осталось еще немного мяса.

Когда мы въезжали в N., я сказала Войтеку:

– У меня есть еще немного времени до назначенной встречи. Ты не мог бы подвезти меня до местного полицейского участка? Одна из наших соседок оказала любезность и отнесла туда лисью шапку, о чем тебя я не могла допроситься. Хочу узнать, нашли ли они владелицу.

Он пожал плечами:

– Нет смысла, но это твое дело.

Через несколько минут машина остановилась перед довольно большим современным зданием. Быстро, чтобы он не успел запротестовать, я поцеловала моего ребенка в щеку и вышла из машины.

В просторном холле я подошла к молодому полицейскому, сидящему за каким-то подобием стойки, и обратилась к нему:

– Я хотела бы увидеть вашего сотрудника, который в прошлую пятницу был в кафе «У Анзельма» в связи со смертью молодого наркомана. Я не знаю его фамилию, он средних лет, толстый, в сильных очках, какие носят близорукие.

Я вынуждена была повторить это еще раз, прежде чем он смог уразуметь мой английский. Впрочем, не исключено, что количество информации было для него чрезмерно. В раздумье он почесал за ухом, набрал номер и что-то забормотал. Он проделал это несколько раз, прежде чем наконец сказал:

– Прошу подождать.

В холле стояли стулья, но, нервничая, я не могла ждать сидя и начала ходить туда-сюда. Никто не появлялся. Я уже было вытащила коробку с табаком и присела, чтобы сделать сигарету. Мне это неплохо удалось, когда тот, за стойкой, флегматично заметил:

– Здесь не курят.

Наконец из двери вынырнул какой-то человек и подошел ко мне:

– Вы хотели видеть инспектора Хардеека?

– Я не знаю, как его зовут. Я хочу видеть вашего сотрудника, с которым разговаривала в день несчастного случая в кафе «У Анзельма».

– По какому вопросу вы хотите его видеть?

– По вопросу информации, – ответила я довольно глупо.

Мы прошли по какому-то коридору, по лестнице, снова по коридору и наконец добрались до комнаты, где сидел знакомый мне толстяк в очках. Мужчина, который меня привел, исчез.

Толстяк показал мне на стул напротив себя. В руке он держал зажженную сигарету, и я поскорее вытащила свою удачную самокрутку. Он вежливо дал мне прикурить, потом с минуту молча разглядывал меня.

– Насколько я помню, мы разговаривали с вами в кафе «У Анзельма», и я дал вам информацию. Хорошо, что вы хотите взять реванш.

Я посмотрела ему прямо в очки.

– Я пришла просить о помощи!

Он не отреагировал ни словом, только слегка наклонился вперед. Уменьшенные очками глаза смотрели на меня заинтересованно.