Пожирательница гениев
Шрифт:
Все помнят, как с умелой и дружеской помощью Ж. Жойара (тогдашнего директора национальных музеев Франции) ему удалось спасти коллекцию музея Прадо [313] , великолепная выставка которой состоялась тогда в Женеве.
Закончив работу в ателье, он отправлялся на поиски сокровищ. Для него это было отдыхом и отвлечением. Радовался как ребенок, показывая каждое свое новое приобретение и говоря неправду о цене или о месте, где он его купил… Это составляло часть игры: удовольствие удивить меня.
313
Прадо —
Часто я проводила у него уик-энды или несколько недель. Он предоставлял мне одну из своих королевских кроватей, немного пугавших меня. Но я еще раз возвращалась под его крышу. И это было главным. Пышность его дома и неслыханное гостеприимство, какое во время этой ужасной войны мало кто способен был проявить, позволили ему создать у себя центр контактов, в равной степени полезных испанцам и французам. Многие из его коллег из посольства, среди которых считаю своим долгом назвать большого и верного друга маркиза де Ла Торре, регулярно приходили к утреннему завтраку.
…Еще была радость освобождения Парижа. Больше пятидесяти человек собралось у Серта на площади де ла Конкорд в утро шествия войск генерала де Голля. Раздавался свист пуль. Стреляли из Тюильри, из морского министерства. Не уцелело ни одно окно в квартире Серта. Спокойно облокотившись на перила углового балкона, задрапированного по торжественному случаю старинным бархатом, Серт ни на минуту не отрывался от зрелища, вызывавшего у него восторг. Пули, продырявившие стены и картины, должно быть, задели его голову, так как на макушке выступили капельки крови! Пол был усеян разбитым стеклом. Когда все кончилось, он повернулся, пытаясь собрать приглашенных, — некоторые спрятались, кто в шкафы, кто под кресла. Он попросил прощения, что эта несвоевременная пальба осмелилась прервать обильный завтрак, сервированный в столовой…
В последний год жизни Серт нашел время закончить для собора в Виче третий и окончательный вариант монументальных панно. Его деятельность в это время была фантастически разнообразна. Злые языки дошли до того, что заявляли, якобы он не мог сам выполнить все это. (Увы! Кто, кроме него, был способен работать с такими огромными пространствами?)
Он постоянно был переполнен новыми проектами. И ни один из них не оставался утопией. Каким бы экстравагантным, сумасбродным ни казался зреющий в нем замысел, знали, что он в состоянии реализовать его. Так, он хотел создать в Испании образцовый интернациональный университетский город, где обучали бы искусству и всем наукам. Курсы должны были вести выдающиеся ученые мира. Чтобы они могли не утруждать себя поездками в Испанию, должна была действовать система радиопередач с синхронным переводом (подобным тому, каким уже пользуются на больших интернациональных конференциях), чтобы студенты, каждый на родном языке, могли слушать лекции самых квалифицированных в своей области ученых.
Легко вообразить чрезвычайную важность и благородство этого проекта! Его реализация дала бы молодежи возможности, превосходящие самые прекрасные мечтания. В огромном городе, специально созданном для нее, со стадионами и самым усовершенствованным оборудованием, библиотеками, молодежь получила бы чудодейственный способ развития, какой цивилизация не могла создать со времен античной Греции.
В сознании Серта это не было химерой. В Мадриде он уже убедил влиятельных лиц в правительственных и финансовых кругах, какой необычайный престиж получит Испания, когда создаст этот город. Он станет величайшим этапом человеческих усилий в развитии мировой цивилизации.
Возможно, только Серт был способен
За год до этого он перенес тяжелую желтуху, и врачи даже говорили о необходимости хирургического вмешательства. Но через несколько недель он встал на ноги, полный энергии, и даже упрямо отрицал, что болен. Во время последнего пребывания в Испании, когда Серт сам наблюдал за тем, как устанавливают его панно, известный барселонский врач (после консультации с лучшими хирургами) решил сделать операцию до торжественного освящения собора.
Накануне дня, когда он лег в клинику, Серт еще стоял на одиннадцатиметровой высоте, чтобы нанести последний штрих на свое панно…
Я же спокойно ждала в Париже, когда он, как только закончит работу, позовет меня, чтобы совершить давно задуманное путешествие. Хотя меня ни о чем не предупредили, много дней не имея от него известий, я стала мучиться предчувствием беды…
Эта операция оказалась для него фатальной. Он умер на следующий день, окруженный тремя своими сестрами, которые всю жизнь обожали его.
Меня, конечно, известили слишком поздно. Когда я приехала, он уже лежал в этом соборе, который только что закончил и где должен был быть погребен. Серт уехал из Барселоны в двадцать лет, чтобы приобрести мастерство и совершенствовать свое искусство. Судьба распорядилась так, что он вернулся туда, чтобы умереть, заканчивая свой огромный труд, и чтобы покоиться под сводами собора, над убранством которого трижды работал с неостывающим рвением.
Вместе с ним для меня исчез всякий смысл существования.
Послесловие
Мизиа пережила Серта на пять лет. Пять мучительных лет, полных разочарований, поражений, физической и моральной деградации.
Закат начался много раньше, задолго до конца. В сущности, он начался с того момента, когда Мизиа почувствовала, что проигрывает сражение, которое вела несколько лет. Сражение, где все было перемешано: и отчаянное желание сохранить Серта, и не потерять Руси, к которой действительно привязалась (когда после смерти Мизии открыли перламутровый медальон в форме сердца, висевший возле ее кровати, там с удивлением увидели фотографию Русуданы). Это сражение, как заметила проницательная Шанель, было искусной и опасной игрой, которую она проиграла, начав терять себя. Близкие к Мизии люди замечали, как менялся ее характер. Все сильнее проявлялось не знающее границ возбуждение и вместе с тем росли сухость сердца, горечь, не свойственные ей раньше. Еще при жизни Дягилева исчезал прежний энтузиазм к новому, что приходило в искусство, появилось равнодушие.
Со смертью Дягилева она потеряла такое важное для нее положение — положение визиря и тайного советника при султане.
Еще один раз ей удалось сыграть главную роль на концерте, который она якобы устроила для Марселль Мейер. Еще раз у нее появилась возможность утвердить себя как личность самостоятельно. Но она, как и в молодости, от этого отказалась.
В день, когда Серт с «маленьким чемоданом» ушел из их общего дома, она сломалась. Все чаще искала успокоение в морфии.
Последовала пора унизительных, отчаянных усилий не потерять Серта и Руси окончательно. Шанель всячески пыталась отвлечь ее, увозя с собой то в Голливуд, то в круизы на яхте Вестминстера или в его замок в Англию. Но верховая езда, псовая охота, теннис, рыбная ловля — все, чем наслаждалась Коко, — Мизии были неинтересны и скучны. А главное, ей надо было быть рядом с Сертами, разделять их жизнь, быть их постоянной спутницей. И вновь она проиграла, став им обоим в тягость.