Познание России: цивилизационный анализ

Яковенко Игорь Григорьевич

Следующее российское поколение задано Великой Отечественной войной. Военное поколение было необычайно мощным и энергичным. Эти люди с боями прошли всю Европу. Они знали: победа — дело их рук, и эта победа несла в себе обещания широких преобразований в советском обществе. Военное поколение ломали проработочными компаниями и партийными постановлениями, его строгали послевоенным бериевским террором. Часть поколения объявили изменниками родины и загнали в концлагеря. Война была и осталась главным событием в их жизни. В сфере литературы и искусства военное поколение оставило по себе величественную сагу о великой войне. Отдельные представители этого поколения (В. Астафьев, В. Быков, А.Н. Яковлев, генерал Волкогонов) прошли глубокую внутреннюю

эволюцию, дожили до 90-х годов и внесли свой вклад в демонтаж того общества, которое им пришлось защищать с оружием в руках.

К середине 50-х фронтовики были на подъеме и им, казалось бы, принадлежало будущее. Однако, крушение сталинской системы возвестило пришествие в жизнь нового, исключительно яркого и продуктивного поколения шестидесятников. Шестидесятники будут десятилетиями существовать бок о бок с поколением Отечественной войны, взаимодействовать с ним, отталкиваться, притягиваться, взаимообогащаться. Согласимся с Вайлем и Генисом, эпоха «обновления социализма» и сладостных ожиданий заканчивается 22 августа 1968 г.260 Но поколение 60-х не исчезло. Оно живет в культуре и искусстве, определяет во многом панораму культурной жизни, теснимо пришедшими к началу 70-х деревенщиками и гениями карьерной безликости брежневского чекана. К началу 80-х шестидесятники, казалось бы, окончательно отодвинуты на периферию общественной жизни, но ярко, блистательно прозвучали в своей лебединой песне, в эпоху Перестройки.

Где-то на исходе 70-х возникает «поколение дворников и истопников». Оно декларативно ассоциально, лишено привычного гражданского пафоса. Не ищет карьеры, не прорывается на страницы газет и журналов, а замыкается в собственном гетто, встречаясь на хиповских тусовках, полулегальных концертах в клубах при ЖЭКах и «квартирниках». Сегодня поколение Пригова, Цоя, Курехина и Гребенщикова вступило в эпоху зрелости, на нем лежит печать усталости. Мир, в котором родилось это поколение, рухнул, а с ним исчезли базовые характеристики бытия, служившие ориентиром и придававшие смысл. Наблюдателя не покидает ощущение, что поколение истопников вступило в эпоху жизни после смерти.

Однако история не стоит на месте. Крах советской системы в очередной раз возвестил о рождении новой реальности. Так называемые «новые русские» демонстрируют все признаки поколения. Интеллектуалу, готовому брезгливо поморщиться при упоминании «новых русских», можно напомнить о том, как смотрелись люди Гражданской войны из пространства поколения Серебряного века. Согласно социологическим исследованиям, средний возраст «нового русского» составляет 35–40 лет. Иными словами «новые русские» лишь на 10–15 лет моложе среднего представителя «поколения истопников». Это наблюдение еще раз указывает нам — культурные поколения появляются в России не в логике итераций перехода от отцов к детям, но как результат крупных социальных преобразований.

Так выглядит общая панорама цепи российских поколений, разворачивающаяся с началом процессов модернизации. Она заслуживает более подробного рассмотрения.

ПОКОЛЕНЧЕСКИЕ ВАРИАЦИИ

Отечественная история свидетельствует: чем глубже катастрофа, чем мощнее процесс расчистки и сноса предшествующего исторического опыта, тем ярче и самостоятельнее новое поколение, тем больше оно отличается от предыдущего. Малые качественные подвижки рождают слабые поколения. Великие потрясения — мощные и сильные. Из этого следует существенный вывод: в русской истории культурное поколение — специфическая форма синтеза устойчивого социокультурного континуума на месте катастрофических сломов социальности и культуры.

Долгая жизнь того или иного поколения говорит не только, и даже не столько об устойчивости результатов такого синтеза, но о сравнительном континуитете условий застойного периода, наступающего после очередного революционного скачка. Яркие поколения в России обречены либо

на выразительную и эффектную, но короткую жизнь, либо на жизнь сложную, часто тягостную, но долгую. Когда в крупнейшие города России пришла промышленная эпоха, а с нею, более или менее зрелый, урбанистический капитализм, культура ответила на это поколением Серебряного века. Жизнь его была яркой, но короткой. Мечта П.А. Столыпина о «двадцати годах мира», дававших шанс на эволюционное развитие страны, не сбылась. Революционная эпоха смела людей Серебряного века. Не менее ярким было следующее за ним поколение Революции. Эпоха якобинского террора, неизбежного и закономерного в рамках революционной логики, развернулась через пятнадцать лет после захвата власти. Террор разрушил это поколение как целостность, оставив в статусе доживающих отдельных людей, представляющих отныне самих себя.

Поколение шестидесятников XIX в. воспрянуло в эпоху Великих реформ, пережило 1 марта 1881 г., нашло свое место в эпоху консервативной реакции. Оно формировало костяк земского движения, сохраняло дух преобразований, работало на местах в земских школах и больницах, хранило идею Всероссийского Учредительного собрания и Конституции. Это поколение естественно сходит на нет в 90-е годы. Типологически подобно сложилась история шестидесятников XX столетия. Брежневский застой обеспечил ему стесненную, трудную, но долгую жизнь. Эпоха шестидесятников закончилась лишь с крахом советской системы. Они — люди надежды на светлое и прекрасное будущее; люди непрестанной работы, часто вопреки всему во имя этого будущего. Когда же «тяжкие оковы падают», а лик нового мира являет собой отвратительную пародию на долгожданную свободу, что «встретит радостно у входа», давно постаревших шестидесятников постигает немота.

Смена поколений демонстрирует разительное отличие базовых для поколения сфер самореализации и социальных сценариев. От поколения к поколению различаются профессиональные предпочтения и мера соотнесенности человека с государством. Поколение декабристов было государственными людьми. Это были офицеры, чиновники, люди искусства. Российская империя была их государством. Если они и стремились трансформировать это государство, то выбирали путь типичного coup d'etat (верхушечного переворота). Ровно так же было устроено поколение Революции. Они совершили революцию, победили в Гражданской войне, обустраивали свое государство и обустраивались в нем. На какие бы должности не поставила их Партия, какие бы социальные роли они не занимали, это было их государство. Соответственно такому генеральному самоощущению, избирались формы политического действия. Дальше внутрипартийной дискуссии и фракционной борьбы эти люди не шли, и идти не могли. Любая идея широкого народного движения, революции, для них была немыслима. Такие потрясения наверняка бы смели советское государство.

Совсем по-другому было устроено поколение Серебряного века. Государство, общественный строй, система были им чужды. Поражения царизма (например, в русско-японской войне) были их победами. Они охотно играли с призраком революции: пугали революцией, призывали революцию, оплачивали политиков, разрушающих существующее государство. Профессиональная сфера приложения этих людей весьма разнообразна. Люди искусства, политики, бизнесмены, врачи и инженеры, они чаще работали вне государственных структур.

Активно дистанцировало себя от государства, системы, идеологии «поколение истопников». Отчасти оно напоминает уходящих в катакомбу сектантов, полностью отворачивавшихся от социально-политической реальности. Их профессиональное самоопределение сплошь и рядом не имеет институционального статуса (диплома, удостоверения члена творческого союза). Для них это было неважно. Здесь не просматривается активно-деятельное неприятие «системы». Она мешала, стесняла, не давала жить, однако истопники избрали стратегию полного отстранения. «Мы не играем в ваши игры, оставьте нам нашу жизнь».