Позолоченный век
Шрифт:
– Биглеру очень не повезло, - с запинкой ответил мистер Боултон.
– Ему всегда не везет, и ты всегда из-за него попадаешь в беду. Но на этот раз ты не стал его слушать?
– Видишь ли, матушка, его семья сейчас в большой нужде, и я разрешил ему воспользоваться моим именем... но я получил надежное обеспечение. В самом худшем случае будет некоторая неловкость.
Лицо у миссис Боултон стало серьезным и озабоченным, но она и не думала ни жаловаться, ни попрекать мужа; она знала, что означают слова "некоторая неловкость", но знала также, что тут ничего не поделаешь. Если бы мистер Боултон шел на базар, чтобы купить на последний и единственный доллар
– Но достаточно ли ты отложил денег, чтобы Филип мог открыть свою шахту?
– Да, я отложил как раз столько, сколько должна стоить закладка шахты и сколько мы можем позволить себе потерять, если угля там не окажется. Филип сам за всем проследит, ведь он равноправный партнер в предприятии, только что капитала не вложил. Он совершенно уверен в успехе. И если не ради себя, так ради Филипа я надеюсь, что его не ждет разочарование.
Филип не мог не чувствовать, что в доме Боултонов все к нему относятся, как к родному, - все, кроме Руфи. Когда, оправившись после несчастного случая, он вернулся домой, мать старательно делала вид, что очень ревнует его к миссис Боултон, о которой, как и о Руфи, она без конца расспрашивала. За этой притворной ревностью она, без сомнения, старалась скрыть неподдельную боль и тоску, которую испытывает всякая мать, когда ее сын уходит в большой мир и сближается с новыми людьми. А для миссис Стерлинг, вдовы, жившей на скромный доход в массачусетской глуши, Филадельфия была городом, полным блеска и роскоши. Все его жители, казалось ей, благоденствуют и процветают, они поистине избранники судьбы. Кое у кого из ее соседей были в Филадельфии родные, и почему-то им казалось, что иметь родственников в Филадельфии - залог респектабельности. Миссис Стерлинг радовалась, что Филип живет и работает среди таких состоятельных людей, и была уверена, что никакая удача не будет для него чрезмерной и незаслуженной.
– Итак, сэр, - сказала Руфь, когда Филип приехал из Нью-Йорка, - вы были участником настоящей трагедии. Я видела ваше имя в газетах. Что же, ваши западные друзья все такие, как эта женщина?
– Мое участие в трагедии, - не без досады ответил Филип, - заключалось только в том, что я пытался помешать Гарри впутаться в скверную историю, и мне это не удалось. Он залез в ловушку, которую она ему расставила, и был за это наказан. Я хочу увезти его в Илион, посмотрю, сумеет ли он сосредоточиться на каком-то одном деле и бросить глупости.
– Она и правда такая красивая, как пишут в газетах?
– Не знаю, красота у нее своеобразная... она не похожа...
– Не похожа на Алису?
– Понимаете ли, она ослепительна; ее называли красивейшей женщиной в столице, - такая вызывающая, насмешливая, остроумная. Руфь, вы верите, что женщина может стать дьяволом?
– С мужчинами это бывает, так почему бы и женщине не обернуться дьяволом? Но я таких еще не видала.
– Так вот, Лора Хокинс очень к этому близка. Но страшно подумать о ее судьбе.
– Как, неужели вы думаете, что женщину могут повесить? Неужели дойдет до такого варварства?
– Я думал не об этом... сомневаюсь, чтобы присяжные нью-йоркского суда признали женщину виновной в преднамеренном убийстве. Но подумайте, что за жизнь ее ждет, если ее оправдают.
– Да, ужасно, - задумчиво сказала Руфь.
– Но хуже всего то, что вы, мужчины, не желаете, чтобы женщины чему-нибудь учились и честным трудом зарабатывали
– О нет, - серьезно сказал Филип.
– Я уважаю вашу решимость. Но, Руфь, неужели вам кажется, что вы будете счастливее или сделаете больше добра, занимаясь медициной, чем если бы у вас был свой дом?
– А что мне помешает иметь свой дом?
– Да, пожалуй, ничто не помешает, только вас-то там никогда не будет: если у вас окажется хоть какая-то практика, вы день и ночь будете в бегах, - а тогда что же это за дом для вашего мужа?
– А что за дом для жены, если муж вечно разъезжает где-то в своей докторской двуколке?
– Ну, это несправедливо, сами понимаете. Домашний очаг создает женщина.
У них нередко возникали такие споры. И Филип неизменно старался придать им личный характер. Он совсем уже собрался уехать на лето в Илион и мечтал перед отъездом услышать от Руфи хоть слово: ему так хотелось верить, что, может быть, когда-нибудь она полюбит его, - разумеется, когда он будет этого достоин, ведь сейчас он может предложить ей только жалкое, почти нищенское существование.
– Я работал бы с гораздо большим жаром, - сказал он утром в день отъезда, - если б знал, что я вам не совсем безразличен, Руфь.
Она опустила глаза; слабый румянец окрасил ее щеки, она не знала, что сказать. А Филип подумал, что ей незачем было опускать глаза, ведь она настолько меньше его ростом...
– Илион настоящее захолустье, - продолжал он, как будто географическая справка была тут вполне уместна, - и у меня будет вдоволь времени подумать об ответственности, которую я на себя беру...
– кажется, он просто не знал, как закончить эту фразу.
Но Руфь подняла глаза, и в них светилось что-то такое, отчего сердце Филипа забилось быстрей. Она взяла его за руку и сказала серьезно и ласково:
– Никогда не надо отчаиваться. Филип.
– И добавила уже другим тоном: Вы ведь знаете, что летом я сдам экзамены и получу диплом, и если что-нибудь случится... в шахтах ведь бывают взрывы... вы можете послать за мною. Всего хорошего!
Закладка угольной шахты в Илионе начата была весьма энергично, но пока мало что предвещало успех. Филип повел штольню в глубь горы, веря, что там должен пролегать угольный пласт. Ему казалось, что он знает, насколько глубока должна быть штольня, но никто не мог сказать этого точно. Некоторые шахтеры говорили, что, вероятно, придется прорыть гору насквозь - получится туннель, и его можно будет использовать для железной дороги. Так или иначе, в шахтерском лагере жизнь кипела ключом. Тут вырос целый поселок из дощатых и бревенчатых хижин, была здесь и кузница, и небольшая механическая мастерская, и походная лавка, снабжавшая рабочих всем необходимым. Филип и Гарри поставили себе просторную палатку и наслаждались вольной жизнью.
Совсем не трудно выкопать яму в земле, если у вас достаточно денег, чтобы заплатить землекопам; но всякого, кто принимается за это, неизменно поражает - как много требуется денег, чтобы вырыть даже небольшую яму. Земля всегда неохотно отдает богатства, скрытые в ее недрах, пока не получит за них нечто равноценное, и если с нее спрашивают уголь, она, пожалуй, потребует золота взамен.
Это был труд, волновавший всех, кто в нем участвовал. Штольня все глубже вгрызалась в скалу, и каждый день обещал стать золотым днем удачи: быть может, именно этот взрыв и обнаружит желанное сокровище!