Позови меня, любовь
Шрифт:
Чувствуя, что близка к неуместной истерике, Белла в ярости отшвырнула его руку.
— Оставьте меня в покое!
В его голосе было искреннее удивление:
— Ты рассердилась из-за того, что я танцевал канкан?
— И целовались с девицами! — воскликнула она дрожащим от негодования голосом.
Он издал смешок.
— Так ты ревнуешь, ma petite? Но, Белла, я считал, что насчет мимолетных поцелуев мы уже объяснились.
Как ни странно, его примирительный и нежный тон лишь приблизил ее к рыданиям.
— Замечательно! Возвращайтесь целуйтесь со ем кордебалетом, если так хочется.
Жак тихо присвистнул, потом ласково провел пальцами по ее обнаженной шее.
— Позволь мне поцеловать тебя так, как я не ни одну девушку.
От этих слов у Беллы перехватило дыхание, но она отшатнулась от него и смерила его презрительным взглядом.
— Нет уж, спасибо. Не думаю, что в этой области я могу с кем-то соперничать.
Он быстро наклонился к ее уху и горячо зашептал: — Но ни одна из них не может соперничать с тобой, та belle.
От его теплого, щекочущего дыхания по коже побежали мурашки. Но сейчас ей было не до приятных ощущений. Голосом, полным боли, она сказала:
— Послушайте, прекратите меня преследовать и оставьте меня наконец в покое.
— Я не лгу, Белла, — сказал Жак предельно серьезно.
— Бог вам судья. А мне нужно одно — оставьте меня в покое.
— Ты просто сердита и расстроена. Позволь мне загладить мою вину, если ты находишь, что я виноват.
— И кроме того, пока пароход не вернется к пристани, нам друг от друга никуда не деться. Не спрыгивать же мне за борт.
— Да хоть и так! — воскликнула Белла и отвернулась. Вцепившись в перила, она смотрела на темный берег.
Жак шагнул к ней и горячей ладонью прикоснулся к ее голому локтю.
— Замерзла дорогая?
— Я… — Ей совсем не хотелось признаваться, что это он возбудил ее. — Здесь, на палубе, немного прохладно, — пробормотала она.
— Я согрею тебя, — — ласково произнес Жак и обнял ее за талию, всем телом прижавшись к ней.
Да, он был теплый, такой теплый, крепкий! Ее тело радостно отвечало на его властную нежность — век бы так стоять прижавшись! Но Белла воспринимала эту ситуацию иначе — как постыдное удовольствие. Поэтому она сказала: «Пустите!» — и отстранилась.
— — Нет, — тихо промолвил Жак, поглаживая голые руки девушки. — Отпущу лишь тогда, когда ты перестанешь дрожать и немного успокоишься.
— Отпустите меня, или я вас побью!
Негодяй только рассмеялся и покрепче прижал ее к себе.
— В данном случае победа будет несомненно за мной. Не надо набрасываться на меня с кулачками, Белла. Я тебя не обижу.
Она застонала, понимая, что он не оставляет ей выбора. Как нелепо — ее утешает человек, который постоянно уязвляет ее гордость! Она безумно страшилась того, что поддастся соблазну и потянется к нему навстречу, эмоционально раскроется перед ним. Но именно Жак, не в пример прочим мужчинам, с которыми она была знакома, владел уникальной способностью разгадывать ее внутренне состояние, приятно тревожить ее чувства и отзываться на знаки его внимания. Он наклонился к ней, прижал свою щеку к ее щеке.
— Посмотри, Белла, какой прекрасный вечер!
Стараясь не дрожать от его тепла, ощущая слабое прикосновение его чуть колючей щеки, она посмотрела на бесконечное серебристое полотно реки, на темные
— Да, вечер хорош, — невольно выдохнула она.
Жак провел кончиками пальцев по ее обнаженному плечу, дотронулся до ее сережки.
— Ты все еще сердишься на меня из-за хористок? — тихо спросил он.
Белла кивнула.
Он ласково прикоснулся к ее подбородку.
— Позволь мне поцеловать тебя, и давай забудем дурное и помиримся.
— Нет, — прошептала девушка, снова во власти волнующего озноба.
Внезапно он развернул ее к себе, прижал к своей горячей мускулистой груди и вдруг шепнул:
— Извини, Белла.
Ее застало врасплох и то, что он так порывисто обнял ее, и то, что извинился. Жак смотрел на нее так нежно, что ей показалось — она вот-вот умрет от чрезмерной остроты ощущений. Медленно он склонился к ней, и его губы нашли ее губы.
Она ответила на поцелуй не раздумывая — бешеное желание прожгло Беллу насквозь, стоило его губам коснуться ее губ. Все существовавшее между ними и давно копившееся желание нашли выход в этом поцелуе. Девушка радостно открыла губы, пуская его язык глубоко в себя. Обвив его шею руками, она всем телом прижалась к нему. Соски приятно закололо, когда она ощутила давление и тепло его груди. Жар, исходящий от тела Жака, его запах и вся заключенная в нем, плещущая через край сила возбуждали ее самым невероятным образом.
— Что ты чувствуешь, ma cherie? — — хрипло прошептал он.. — По-прежнему ненавидишь меня?
Она тихо засмеялась.
— Я ужасно себя веду: наблюдаю, как вы флиртуете с другими, и позволяю вам ласкать себя.
— Ах, та belle, нельзя бороться с тем, что нам предначертано, — прошептал Жак. — Едем сегодня ко мне. Позволь мне отнести тебя в мою постель, овладеть тобой, молиться на тебя и показать, что ты — единственная, неповторимая, которая так волнует мою кровь. О, соблазн был воистину велик! Хорошо бы целиком отдаться страсти, которую Белла ощущала в себе. Нo горькая правда заключалась в том, что на самом деле она не была единственной женщиной. Вне сомнений, всякая более или менее хорошенькая особа женского пола отсюда до самого Мемфиса возбуждает в красавце теноре столь же острое и безудержное желание. Он и она — совсем из разных миров, и каждый желает и ждет от жизни не того, что желает и ждет другой. К тому же, если она пойдет на поводу своего плотского желания, это отвлечет ее от главного — спасти его от преждевременной смерти!
Белла принудила себя оторваться от Жака.
— Я… я думаю, нам лучше пойти внутрь.
— Он схватил ее за руку.
— Еще не время. Я должен кое-что узнать.
— Что?
Проникновенно и трепетно-ожидающе глядя на нее, Жак спросил:
— Почему ты не хочешь спеть для меня, Белла?
Мгновения текли, а она все так же молча смотрела на воду, прислушивалась к шлепкам лопастей Колеса, к далекому лягушачьему концерту. Наконец решилась ответить:
— Я… просто не могу. Что-то внутри меня не позволяет. Как, впрочем, и всегда.