Позволь ей уйти

Монакова Юлия

Выбившись из сил, Семенихин наконец разжал руки и отпустил её, практически уронил. Милка безвольным кулем свалилась на землю, царапая локти и колени до крови, но не замечая этого. Она хватала ртом воздух и шумно и часто дышала, борясь с дикими волнообразными приступами тошноты. Ей не хотелось, чтобы её опять вывернуло при всех — как тогда в пять лет после карусели, это было позорно и стрёмно, над ней в тот день вся группа смеялась…

И в этот самый миг на обидчика внезапно, будто смерч, налетел Пашка.

=28

Инспектор

по делам несовершеннолетних Юлия Константиновна Ловыгина считала себя профессионалом, умеющим найти подход к любому, даже самому трудному, подростку. Но весь её опыт разбивался сейчас вдребезги об упрямство мальчишки, который сидел напротив и упорно избегал её взгляда. Целый час она тщетно пыталась разговорить его, выяснить, что послужило причиной столь зверского избиения одноклассника, но так и не добилась ни одного вразумительного ответа. Пацан либо откровенно хамил, либо врал ей в лицо. Директор детского дома номер девять Татьяна Васильевна Высоцкая, которая присутствовала при беседе, то и дело шумно пила воду из графина и расстроенно сморкалась в бумажные салфетки.

— И всё-таки, Паша… — уставшая Юлия Константиновна предприняла ещё одну попытку. — До этого у тебя были конфликты с Виталием Семенихиным? Может, он сделал тебе что-то плохое…

Пашка неопределённо дёрнул плечом. Конфликты? С этим Ссыклом? Да у него кишка тонка, чтобы нарываться. Ну, получал затрещины время от времени, и не только от Пашки…

Однако вслух он по-прежнему ничего не сказал.

— Паш, ну может, он обозвал тебя как-нибудь? Плюнул? Подножку поставил? — не выдержала Высоцкая, прекрасно зная характер обоих своих воспитанников. — Ну не мог же ты вот так просто… без причины…

— Не было никакой причины, — тихо ответил Пашка. Ещё не хватало, чтобы сюда впутывали Милку. Чтобы её тоже допрашивали… Этот урод обидел её — и получил по заслугам! Точка.

— Без всякой причины ты превратил лицо своего одноклассника в кровавое месиво? — Юлия Константиновна покачала головой. — Ну уж мне-то хотя бы не ври. Хорошо ещё, без глаз пацана не оставил. А вот нос и губы ему разбил, зуб выбил… Ты понимаешь, что мог его всерьёз покалечить?! — она в утрированном ужасе округлила глаза.

Пашка облизнул сухие губы и шумно сглотнул.

— Я… не хотел его калечить, — сказал он негромко, но не успели директриса с инспекторшей обрадоваться, как он мрачно докончил:

— Я его убить хотел.

Обе женщины изменились в лице.

— Паша, ну что ты такое говоришь! — Высоцкая уже почти плакала. — Ты же такой хороший, умный, добрый мальчик… Он же, вы знаете, — повернулась она к Ловыгиной, — балетом у нас занимается. У самой Хрусталёвой! Она говорит, что он безумно талантливый, способности просто невероятные…

Пашка низко опутил голову.

— Нигде я не занимаюсь, брехня всё это, — пробормотал он.

— Да

это он сейчас назло говорит! — всплеснула руками директриса. — Да что же такое происходит, господи… Я не узнаю тебя, Паша! Юлия Констатиновна, вы сами Хрусталёвой позвоните и поговорите с ней, она всё подтвердит.

— Позвоню, — вздохнула Ловыгина. — Балерун, значит… ко всем прочим заслугам.

— Танцовщик, — тихо и враждебно поправил Пашка.

В этот самый миг дверь кабинета директора распахнулась.

— Стой! Да куда ты… Елисеева!.. — услышали они все испуганный возглас секретарши и увидели Милку.

— Татьяна Васильевна, я не смогла её удержать, — пытаясь поймать девчонку за руку, виновато объяснила секретарша. — Она сама вломилась. Прямо как слон в посудную лавку….

Не слушая её, Мила решительно подошла к столу, за которым сидел Пашка, точно преступник на допросе, положила руку ему на плечо и, дерзко вскинув подбородок, заявила:

— Калинин ни в чём не виноват! Он просто за меня заступался. А Семенихин — козёл, он сам первый начал…

— Не болтай! — разъярился Пашка в момент. — Тебя там вообще не было, поняла? Это наши с ним дела. Ты здесь ни при чём!

— Ещё как при чём! — возразила она упрямо. — Это всё из-за меня! Если бы не я, ты бы не стал его избивать…

— Так, погоди, Елисеева, — взмолилась директриса. — Давай теперь с чувством, с толком, с расстановкой.

— Да не слушайте вы её! — отчаянно закричал Пашка. — Врёт она всё! Я сам… всё сам!

Инспекторша незаметно перевела дух. Так… кажется, картинка начинает проясняться. Речь идёт о попытке защитить подружку.

— Как тебя зовут? — уточнила она у девочки.

— Милана Елисеева. А Семенихин вообще урод, — быстро добавила она, — его у нас все ненавидят, он вечно делает гадости исподтишка. А Пашка на самом деле мне помочь хотел, мне ужасно плохо было и тошнило потом ещё долго, а Ссыкло… ой, то есть Семенихин знал, что мне кружиться нельзя… — затараторила она, будто из пулемёта застрочила.

— Подожди ради бога, не части! — попросила Ловыгина. — Давай-ка мы пока отпустим Пашу, а сами с тобой поговорим. Ты мне всё подробненько и расскажешь…

— Я никуда отсюда не уйду, пока она тут, — категорически отрезал Пашка и, покосившись на Милку, сердито добавил:

— Дура.

— Сам дурак! — не осталась в долгу она.

Инспекторша и директриса переглянулись.

— Они у нас… попугайчики-неразлучники, — немного виновато пояснила Высоцкая. — Очень крепко и давно дружат.