Позывной ’Грэй’
Шрифт:
Несмотря на величие своей армии, берлессам удалось освободить за четыре месяца всего три области от северян. Главное, в их число входила Северо-Боровинская область, и я был рад, что северян отбросили подальше от границы.
Кудряшова я не видел с того времени, как нас освободили из плена. Я помнил о нашем предназначении, знал, что рано или поздно генерал придёт за нами, чтобы стрясти с нас должок. И вот этот день наступил.
Глава 33. Сергей
Я
Идеально, когда прошло время, нигде ничего не дымится, запах пороха и крови выветрился, и чтобы обязательно было тихо. Меня это успокаивало. Времени не было, я бы мог гулять так часами. Да и опасным было такое удовольствие.
Северяне минировали всё, что только возможно. Если мы зачищали какую-то деревеньку, и жителей заставали дома, можно было входить на территорию, не парясь. Если же жилище пустовало — калитки или ворота сдёргивали тросом. Даже собачьи будки и детские игрушки несли смертельную опасность.
Хуже всего было зимой. Если большая часть берлессов были морозоустойчивыми и спокойно переносили холод, то мы адски мёрзли даже в их форме. Утеплялись, как могли, но один хрен это не спасало. Благо северяне были такими же мерзляками, как и мы, поэтому зимой война немного подутихла.
Нежных фрогийцев или бургедонцев попадалось всё меньше и меньше. Мы уж было подумали, что они решили завязать с помощью Кижам, но поставки оружия продолжались бесперебойно.
Референдум по отделению Северо-Боровинской области так и не состоялся. Его переносили дважды из-за угрозы террористических актов. Вся область держалась на помощи берлессов и военной, и гуманитарной. Северян отбросили далеко от границы области, но они, вместо того, чтобы защищать остальную территорию Кижей от берлессов, упорно продолжали пробиваться к нам.
Трезво оценивая ситуацию, я мог с уверенностью сказать, что без помощи Берлессии ополченцы бы не вывезли. В то же время я понимал, что никакой независимости Северо-Боровинской республики не будет. Берлессы предложат нам присоединиться к ним.
И мы вынуждены будем согласиться.
У нас больше ничего не осталось, кроме АЭС. Всё, что имело хоть какую-то ценность северяне уничтожили. Поля заминированы, предприятия разбомбили, магазины разграблены, школ и больниц почти не осталось. Ни армии, ни денег, ни перспектив.
С этого момента у меня окончательно пропал интерес к войне. Я рассчитывал на другой исход, был готов за независимость республики голову сложить, а теперь что? Обидчиков сестры я наказал давным-давно, и сейчас мне нужно было найти другой смысл в этой борьбе, но я его не видел.
Меня
Нигде нет столько вранья и надежды, как на войне. Ты врёшь, тебе врут. На войне можно оправдать всё, что угодно. Все ужасные грешные поступки ты просто списываешь на то, что воюешь за что-то большое и светлое. Самое страшное, что ты сам начинаешь искренне в это верить. На самом деле — это дьявол понемногу ворует куски твоей души, каждый раз, когда ты идёшь на сделку с совестью, потому что каждый раз ты оправдываешь сам себя. Ты устал, ты просто заебался, ты мало поел, замёрз, не выспался, надоело всё это дерьмо — список просто бесконечный.
И каждый на что-то надеялся. Каждую минуту на что-то надеялся или на кого-то. Легче всего надеяться на Господа Бога и на него же сваливать вину.
Так было угодно Богу. Так Бог решил. Бог к себе забрал.
После того, что со мной случилось, было бы странно верить в него, но я не переставал. Немного не так, как это делали мои сослуживцы, не так абсолютно и безропотно. Я не верил, что на небе сидит бородатый дядька и следит за тем, что творят его сыны и дочери, но я чувствовал, что я существо духовное, ощущал, что есть во мне душа, а не только плоть и разум. Только это осознание помогало мне оставаться частично человеком и не превратиться в то зверьё, что насилует женщин и детей, убивает стариков, издевается над военнопленными, прячась за спины мирных жителей, укрываясь в школах и детских садах.
Поскольку смысл своей жизни я потерял, то тоже надеялся на Бога в этом плане. Много раз я был на волоске от смерти, много раз мог погибнуть, но до сих пор у меня не было ни одного ранения или контузии. В везение я не верил. Раз Бог меня держит в живых, значит, у него какие-то планы на меня? Я перестал копаться в себе, придумывая какие-либо смыслы, полагая, что Бог мне как-то намекнёт в будущем для чего я и зачем.
А пока что моей аудиенции жаждал Кудряшов. Он решил встретиться со мной в разбитом, заброшенном посёлке неподалёку от тренировочного лагеря берлессов, и теперь мы ходили с ним по пустым улицам, "любуясь" пейзажем. Генерал вежливо поинтересовался, как мои дела и как поживает Олэська в Берлессии, а потом перешёл к делу.
— Вам пора отделяться от армии Берлессии, — сообщил он. — Армия ополчения должна научиться воевать самостоятельно. А мы пойдём на север, освобождать другие территории Кижей.
— И куда мы пойдём? Я полагаю, нам нужен какой-то штаб и комбат.
Этот момент рано или поздно бы наступил, но вылезать из-под тёпленького крыла берлессов совершенно не хотелось. Спорить с Кудряшовым смысла не было. Вряд ли идея, что он озвучил, его. Он так же выполняет чьи-то приказы, как и все мы.