Позывной ’Грэй’
Шрифт:
И эта ревнует? Да быть не может! Это что получается, я мужчина нарасхват? Господи, это было тоже забавно!
— Ты так явно ревнуешь, что мне за тебя страшно, милая! Я уже начал думать, что ты хочешь стать второй не женой главного сепаратиста! Или просто наложницей?
Анна дожевала конфету и проглотила её, облизнув губы. Сегодня она надушилась. И волосы привела в порядок. Будь я проклят, если она старалась не для меня!
—
Это звучало, как вызов! Дюпон меня снова взбесила. Её не впечатлили издевательства северян над берлессами? Я ткнул её носом в то, что она упорно отрицала и не желала признавать, а она снова за своё?
— Ты уже сидишь с сепаром на одной койке! — Схватив Анну за плечи, я с лёгкостью опрокинул её на спину. — Вот уже и лежишь! — горячо прошептал я ей в шею.
Она ахнула от неожиданности и задрожала. Боже, она пахла так головокружительно, так сладко, как сам рай! Я только что пришёл от Дашки, но был чертовски голоден. От Анны у меня срывало крышу и ширинку.
Как же я хотел её выебать! Наказать эту дуру своим сепаратистским хуем! Заткнуть ей рот, которым она произносит бесячие, глупые слова!
У меня все мозги перетекли в член, иначе как объяснить то, что сейчас происходит? Я привык держать всё под контролем, а сейчас полностью утратил его.
Руки сами собой потянулись к телу девушки. Я едва не застонал от блаженства, трогая небольшие, упругие грудки Ани. Сорвать бы с неё одежду и втянуть сосочки в рот. Какого они интересно, цвета?
Губы Ани были так близко! В уголке шоколадная крошка от конфеты. Она снова их облизнула.
Мне ничто и никто не мешал поцеловать её прямо сейчас. Даже она не мешала.
— Серёжа, — прошептала девушка, беря в ладони моё лицо. Это было так приятно, господи! — Не надо!
— Ну, не надо, так не надо! — севшим, каким-то не своим голосом сказал я и ушёл, прихватив видеокамеру с собой, звеня окаменевшими яйцами на весь коридор!
От греха подальше!
Следующим утром я узнал из новостей, что Андре объявил Анну погибшей. Он выступил с заявлением, в котором оплакивал дочь, принёсшую себя в жертву войне, павшую от рук сепаратиста Грэя. Снова призывал поставлять танки и самолёты Кижам, объединиться всем скопом и нанести по Берлессии сокрушительный удар.
Это было предсказуемо, но меня волновало не это. Нужна ли теперь Анна Барсову, если весь
Почему времени всегда так мало? Я надеялся, что Аня пробудет ещё немного у меня, но пришлось звонить Антону. Он обрадовался моему звонку, хоть и был в курсе последних известий.
— Представь, как облажается Дюпон, когда его доченька воскреснет! — накручивал я Барсова. — Она ещё может выступить в защиту Берлессов!
— Да что ты говоришь?
— Не сомневайся, полковник! Я денно и нощно втираю ей политику партии. Девчонка хорошо поддаётся дрессировке. Дожмёшь, если что.
— Я приеду вечером за Дюпон?
— Э, нет! Я же говорил, что мне нужны гарантии? Сначала переправишь Воронько и Моисеенко в Берлессию.
Барсов замолчал, обдумывая моё предложение, и эти несколько секунд показались мне вечностью. Давай, сука, соглашайся!
— Спасибо, за таблетки, Антон. Я стал спать гораздо лучше. Ты бы и себе такие намутил. Ваще тема!
— Пусть приходят утром. После смены караула. На четвёртый блокпост. Их переправят в Берлессию. Дальше сами.
— Вот и славно! Если Даша мне не отзвонится из Берлессии, я убью Дюпон и сам застрелюсь. Я проинструктирую свою дикарку самым лучшим образом, так что объебать меня не получится.
— Ну, хорош, Котов!
— Вы меня уже заебали, Антон!
— Думаешь, один такой заёбаный? Всё будет пучком! В четверг вечером наберу! Конец связи!
Господи, хоть бы всё срослось, как надо! Что дальше? Не придумал ещё, но Дюпон придётся отдать.
А так не хотелось!
Мне и так не было покоя и сна, а теперь я просто с ума сходил по Нюрке. Почти всё своё свободное время я проводил с ней. Мы много разговаривали. Не только на военные и политические темы, но и о книгах, музыке, жизни в целом.
Мне было интересно с Дюпон. Я постоянно доводил её до слёз, порой намеренно, порой нечаянно, но от этого она не противилась нашим встречам.
Анне было приятно моё общество тоже. Я это чувствовал, видел, с каким интересом она заглядывает мне в рот. Иногда мне удавалось рассмешить Анну, и тогда я чувствовал себя счастливым. Это всё было похоже на мазохизм, и я понимал, что он продлится недолго, так что не страшно. Это было так же глупо, как пытаться надышаться перед смертью, но я дышал Анной так жадно, будто только в ней и есть кислород.