Позывной «Крест»
Шрифт:
Доселе невиданный град величиной с человеческую голову посыпался из белой тучи, пришедшей на смену черной. От страшных ударов, будто из гигантской пращи, солдаты стали падать на землю один за другим. И те, кто падал, уже не вставали. Паника охватила стройные ряды римлян. Они, как и зрители несколько минут назад, бросились бежать. Первым умчался их отважный трибун Ангустиклавии. Уже никому не было дела до безбожницы Феклы, и никто не увидел, как место у столба опустело. Только в ушах старого безногого нищего, единственного оставшегося на площади и не тронутого
– Живее, старичок Лури, а то в следующий раз есть не придется.
Одинокий дромадер, не менее старый, чем его хозяин, вразвалочку топал по песку. Икония уже еле-еле виднелась где-то позади, сливаясь с горизонтом. На спине у «дедушки пустыни» сидели двое – миловидная девушка в мужской одежде и пожилой, очень сутулый мужчина с коротким хлыстиком в морщинистой руке.
Старый Саклаб, наставник и просветитель Феклы, сохранил преданность своей ученице.
Он не стоял на площади, в вожделении ожидая казни, а скрепя сердце наблюдал за чудовищной вакханалией зла, сжимая в кулаке свой языческий амулет, обращаясь к неведомым высшим силам.
– О, Ярило… шанс… дайте ей шанс. Она никому не делала зла. Она не должна умереть. Не должна.
И когда страшный ураган смыл толпу и разогнал римлян, Саклаб, улучив минуту, пробрался к Фекле, разрезал веревки и увел девушку. Вот уже третий час они медленно колыхались в седле на старом верблюде Лури, единственном сокровище учителя Феклы.
– Я отвезу тебя в Алеппо, – вдруг сказал старый Саклаб, и это были его первые слова после спасения Феклы, – там живет мой друг Май. А может, уже и не живет… Но все равно отвезу. Там спокойнее.
– Отвези меня в Антиохию, – твердо сказала девушка. – Павел придет туда.
– Тебе мало того, что случилось с тобой из-за него? – рассердился старик.
– Я должна идти за ним! – упорствовала Фекла.
– Откуда ты знаешь, что он там?
Фекла пожала плечами:
– Просто знаю, и все…
– Ну что ж, Антиохия – значит, Антиохия, – тяжело вздохнул старый учитель и развернул верблюда в совсем другую сторону…
Глава 3
Маалюля
– Красивая легенда, – вздохнула Светлана, – и вера, и сила, и бессилие, и любовь… даже любовь.
– Почему легенда? – удивился Виктор, немного обидевшись на то, что его рассказ сочли лишь сказкой.
Лавров и Соломина шли в монастырь Святой Равноапостольной Феклы через живописное ущелье, окруженное высоченными, казалось, упирающимися в небо горами, где были рассеяны гроты и скиты отшельников, которые когда-то здесь обитали. Тысячи лет человек приходил сюда для покаяния, молитвы и просто отдохнуть душой, путешествуя по родине христианства – Сирии…
– В летописях все не так, – отвечала Соломина Виктору.
– Ты, наверное, забываешь, что летописи тоже пишут люди, – с улыбкой сказал Лавров.
– В смысле? – удивилась девушка.
– Где
– Но ты же не думаешь, что святые старцы, создававшие летописи, лгали? – возмутилась спутница.
– Я не думаю, я знаю…
– И это мне говорит инок Ермолай из монастыря Иоанна Русского? – почти прокричала Светлана, отчего несколько сизых голубей, сидевших в горных нишах, взлетели со своих мест и с недовольным воркованием перебрались на другие пустоты между камнями.
– Сейчас я прежде всего журналист и следопыт. К тому же я здесь уже был, – спокойно ответил Виктор. – Поэтому настоятели, и твой, и мой, обратились ко мне, а не к кому-то другому.
Светлана долгим испытующим взглядом смотрела в глаза Лаврову. Безусловно, мужчина он сильный и смелый. Но кто же он на самом деле? Верить ему или остерегаться? Смешанные чувства – он все-таки оставался для нее загадкой. То он говорит как мирянин, то как монах. И вот опять…
– Смирись, сестра, – елейно протянул Виктор. – Пойдем, милая, и да поможет нам Бог…
Они прибыли в Маалюлю утром. Лавров – под видом бизнесмена, Светлана – в качестве его переводчицы с арабского и на арабский. В последние годы, путешествуя по любой воюющей стране, лучше не говорить, что ты журналист, и это, возможно, сохранит тебе жизнь.
Виктор помнил Маалюлю двенадцатилетней давности – маленькую, тихую, спокойную, изумительную в своей доисторической красоте. Да, тогда в начале нулевых, казалось, здесь остановилось время. Крохотные, будто игрушечные домики, скудная растительность, но при этом – потрясающая энергетика мира, не загаженная рекламными трюками предприимчивых воротил, навязчивым сервисом наглых торговцев. Никакой агрессии и злобы, никакого ощущения безысходности и полного краха. Именно здесь большая часть населения разговаривает на том самом арамейском, на языке Христа, поэтому и называют они свой город нежно – Маалюля, а не как принято – Маалула.
Но теперь война пришла и сюда.
Свежие развалины христианского монастыря Святых Сергия и Бахуса встретили Виктора и Светлану безлюдными кельями с расстрелянными фресками. В Сирии часто можно увидеть иконы, где надписи греческие, а текст Евангелия – на арабском. Такого сочетания роскошного орнамента и каллиграфии, наложенных на греческую иконопись, не найдешь даже на причудливых иконах Западной Украины. Виктор хранил все это в памяти еще с первого посещения Маалюли, когда снимал здесь эксклюзив. Но сегодня… резиденция епископов Евтихия и Маркиана, которые по крупицам создавали символ христианской веры, была практически полностью уничтожена. Величайшая реликвия мира, построенная в IV веке нашей эры, была утеряна безвозвратно.