Пpиключения Hиктошки
Шрифт:
— Я попросил его показать чертежи механизма, — жаловался Знаев. — Другому было бы приятно поговорить о своем изобретении с коллегой. Каждому ведь нравится, когда его слушают. А этот...
— Не дал? — посочувствовал художник.
Намучившись с молокопроводными трубами, которые вечно закупоривались, Солидолыч понял, что к ним нужно еще что-то дополнительное изобрести. Так появился пенкосниматель. В один из выходных дней стояла хорошая погода и коротышки гуляли по улицам, дыша свежим воздухом. Как обычно, Солидолыч с гордым видом выехал на бульвар Красных и белых роз. Время от времени молокомобиль издавал такой звук, словно
Прокатившись по бульвару, Солидолыч развесил пенки на всех красных розах, что росли по правой стороне дороги. Затем он развернулся и поехал обратно. Теперь слева от машины был тротуар, по которому, взявшись за руки, прогуливались малыши и малышки. Автомобиль готовился чихнуть, раздавалось: «Ап-ап-апх...» — и теплая мокрая пенка укрывала гуляющих. Крышка захлопывалась, машина ехала дальше. Большая, пахнущая свежим молоком пенка накрыла братьев Авосия и Небосия вместе с шахматной доской, на которой Небосий почти что поставил Авосию мат.
Под следующую пенку попала собачка Креветка и, запутавшись в ней, дрыгала всеми своими четырьмя лапками. Малышки Душка и Бабочка, одетые в нарядные весенние платья, тоже попали в число жертв молокомобиля.
— Ой, что же это! — плакала бедная Душка, пытаясь освободить свои длинные волосы от жирной, липкой гадости.
На красное Бабочкино платье, облепленное противным молочным продуктом, было жалко смотреть. Иван Федорович Знаев был, вообще-то, очень терпеливым коротышкой. Но когда склизкая пенка с размаху шлепнулась на глянцевую страницу звездного атласа, который он, по обыкновению, листал на ходу, терпению его пришел конец.
— Возмущен! — громогласно воскликнул Иван Федорович.
И не один Иван Федорович был возмущен. Терпению целого Цветограда пришел конец. На перечисление всего, чем бросались коротышки в Солидолыча и его машину, а так же всех слов, которыми его обзывали, ушло бы слишком много времени. Поэтому скажу только, что в результате гордый моторист навсегда покинул город вместе со своим разукрашенным помидорами и тухлыми яичными желтками средством передвижения. И управлять машиной ему пришлось из бака со сметаной, в котором он сидел, спасаясь от яиц колибри, червивых помидоров черри и гнилой земляники. Это то, чем обычно рассерженные коротышки кидаются. Ведь куриное яйцо или гнилую картофелину им не поднять. А на следующий день слесарь Винтий с монтёром Шпонтием, по заданию Ивана Федоровича Знаева, засели за изобретение газированного автомобиля с сиропом.
Покинув Цветоград, Солидолыч нашел убежище на ферме у Вруши и Правдюши. А где еще за городом он смог бы найти молоко для своего детища? Но поселившись у братьев, он очень скоро сконструировал новую модель молокомобиля и скрылся на нем в неизвестном направлении. Эта новая машина, по словам Правдюши — а ему, в отличие от его брата, можно верить — «была просто зверь». Она развивала такую скорость, что от нее даже коровы шарахались. Испытав молокомобиль-2 на пересеченной местности, Солидолыч однажды рано
Глава пятнадцатая. В ДОРОГУ.
Всё вчерашнее молоко пошло на сметану и масло, которые Вруша изготовил на специальной машине утром, пока Hиктошка спал. Надо было надоить новое молоко. Для заправки молокомобиля его было нужно не так уж много, и Вруша не стал загонять коров в коровник и подключать их к доильным установкам. Вдвоем они принесли в поле длинную лестницу и приставили к вымени самой большой коровы — Мышуни. Пока Hиктошка поддерживал лестницу, чтобы его товарищ не упал, Вруша доил Мышуню. Надоив достаточно молока, они заправили автомобилю полный бак. Вруша принес еще две запасных канистры с молоком.
— На случай, если топлива все-таки не хватит, — объяснил он. — Да и ты сможешь подкрепиться если что.
Еще одну канистру со сметаной для смазки Вруша поставил в багажник.
— Смотри, сразу всю сметану не съедай, — предупредил Вруша. — Он сметану с такой скоростью потребляет — только успевай докладывать.
И Вруша дал Hиктошке ложку, которой нужно было класть сметану в прожорливое брюхо молокомобиля.
— Ага, понятно, — кивал Hиктошка.
Он не обращал внимания на дождь и трудился изо всех сил. Так ему было радостно от мысли, что скоро поедет домой. Со всей этой работой они управились только к вечеру. Почти весь день лил дождь, и вокруг дома образовались глубокие лужи. Hиктошка промок и вымазался в грязи с ног до головы.
— Завтра нужно будет его из гаража выкатить, — сказал Вруша, и они пошли в дом.
Hиктошка так устал, что, сняв мокрую одежду, тут же нырнул под одеяло и уснул беспробудным сном. А Вруша сидел у окна, пока совсем не стемнело, смотрел на дождь и курил Hиктошкину трубку.
На следующее утро Вруша принес огромную катушку с веревкой — целый барабан. Привязал один ее конец к машине. Потом пошел к коровнику и, сунув три пальца в рот, громко свистнул один раз. Это означало: «Мышуня, на выход!» — потому что Мышуня была по величине номер один. Если свистнуть дважды — выступала Ласточка, которая была на полголовы ниже, три раза — Матильда. И так далее.
Мышуня послушно вышла из коровника и остановилась в двух шагах от Вруши, возвышаясь над ним, словно гора на четырех ногах, и ожидая дальнейших распоряжений.
— Иди сюда, — сказал Вруша, и Мышуня пошла за ним через двор. Сделав всего три шага, она остановилась возле гаража.
Hиктошка на всякий случай убежал подальше, к сыроварне, и оттуда наблюдал за происходящим.
— Держи! — крикнул Вруша и бросил Мышуне конец веревки.
Корова наклонилась головой к самой земле и поймала веревку зубами. Вруша углубился в гараж и сел за руль.
— Теперь тяни! — донеслось из гаража.
Мышуня потянула. Ее силе позавидовал бы самый мощный трактор. Мышуня не то что автомобиль — пароход подняла бы. Но вот беда — корова-то она была высокая и тянула вверх, поэтому вместо того чтобы выкатить машину на улицу через ворота, она подняла ее в воздух. Молокомобиль повис на веревке, болтаясь над проломленной крышей сарая.
— Да куда ты тянешь! — закричал Вруша, вцепившись в руль руками и ногами.
У Мышуни был такой беззаботный вид, словно она держала в зубах травинку, а не веревку с автомобилем, на котором, как на качелях, раскачивался Вруша.