Пpиключения Hиктошки

Гeрзон Лeонид

Глава двадцатая пятая с половиной. ЭТО ЕЩЕ КТО?

— Это еще кто? — проворчал высунувшийся из-за плеча Шпонтика Ворчун.

У Hиктошки не хватало сил переступить через порог, и он стоял на улице под дождем, прислонясь к дверному косяку. Потом сел на корточки.

— Да втащите же его в дом! Не видите, коротышке плохо?

Hиктошку внесли в прихожую.

— Кто это, кто это? — спрашивали малыши.

— Да как же кто? — воскликнул осмелевший Пустомеля. Он вспомнил наконец, что сам Шишимору с Какой

выдумал, и его страх как рукой сняло. — Это же Hиктошка, вот это кто! Надо же! А мы думали — ты давно умер!

— Пока еще нет, — прошептал Hиктошка и от усталости сел прямо на пол.

— Ура, Hиктошка вернулся! — крикнул кто-то.

— Hиктошка? — изумились все. — Что-то не похож...

— Какой-то весь черный.

— Вонючий!

— Это он не вонючий, а просто давно не мылся. Вот вымоется и побрызгается духами — сразу хорошо запахнет.

— Нечего, нечего носы зажимать — вы ведь не малышки! — растолкал всех подоспевший Таблеткин. — Хватит стоять как истуканы! — орал он. — Немедленно снять с него одежду и растереть!

Малыши бросились раздевать и растирать Hиктошку бруталиновой мазью — специально придуманной доктором Таблеткиным для таких случаев. Потом завернули его в теплый махровый халат.

— Дайте поесть, — прохрипел бедный скиталец.

Его отнесли на кухню, где повар Кастрюля быстро подогрел ему вчерашний борщ, пожарил яичницу с ветчиной, разогрел половину жареного гриба-опёнка, нарезал овощной салат и намазал булку с маслом.

— Ты чего ему ветчину свиную даешь — может, он вегетарианец? — ткнул Кастрюлю в бок Пустомеля.

— Вообще-то, я не знаю. Всё, конечно, может быть, — согласился повар. — Ты вегетарианец? — поинтересовался он у Hиктошки.

Hиктошка перестал жевать и недоуменно уставился на Кастрюлю. Он не мог понять, чего от него хотят, и поэтому снова принялся за еду. Hиктошка ел и ел и всё никак не мог наесться. Малыши стояли вокруг него и смотрели, как он ест. На вопросы Hиктошка не отвечал, а только мотал головой и показывал себе пальцем на рот — дескать, нечем говорить, рот занят. Было непонятно, как в такого маленького коротышку может вместиться такое огромное количество еды — могло показаться, что она выпадает из него где-нибудь с другой стороны. Взял лежащий на столе фломастер и написал на клеёнке прыгающими буквами: КО... К...

— Сейчас-сейчас, миленький, понял! — воскликнул повар Кастрюля и налил ему до краев огромную кружку Кока-колы.

Hиктошка забулькал колой. От простуды нос у него был забит, и ему приходилось заглатывать воздух ртом, от чего Hиктошка несколько раз чуть не подавился. Хорошо, что Шпонтик стоял у него за спиной и каждый раз ударял Hиктошку по хребту. Ночь проходила, и на улице уже забрезжил рассвет, но о сне никто и не думал. Пока Hиктошка ел, коротышки строили догадки о том, где он был все это время и как ему удалось вернуться домой.

— Наверно, заблудился

в лесу, — предположил Пустомеля. — Видно, что совсем одичал, даже говорить разучился, только мычит.

— Дикие коротышки так не мычат, — заметил музыкант Рояль.

— Это правда, — подтвердил Авоськин. — Они больше рычат, потому что они дикие и живут в лесу, и набрасываются там на зверей, чтобы добыть себе пропитание.

— Если бы он набрасывался на зверей, то у него были бы длинные когти, то есть, ногти, — сказал Растеряка.

Он не знал, что Hиктошка, пока жил в лесу, аккуратно отгрызал себе ногти на руках, чтобы они были ровные — ведь ножниц-то у него в лесу не было. А вот ногти на ногах у Hиктошки отросли длиннющие — их он откусывать не мог, поскольку не достать.

— Он мычит потому, что у него рот забит, — сказал Небоськин.

— Может, у него анорексия?

— Интересно, как он все-таки нашел дорогу домой, — сказал малыш Филя, который был другом братьев Авоськина и Небоськина и ночевал сегодня у них.

Филиным любимым занятием было жонглирование. Жонглировал он всем, что попадалось под руку. Пока все стояли и глядели на жующего Hиктошку, Филя взял со стола три горошины и стал жонглировать ими. Нельзя сказать, что Филя был в этом деле мастер — два или три раза горошина падала на пол и закатывалась куда-нибудь в угол.

— Хватит! — сказал доктор Таблеткин. — Положи горошины на место.

Филя послушно положил. Но через минуту схватил со стола ножик и принялся подкидывать его так, что он переворачивался в воздухе а Филя его всегда ловил за ручку.

— Ты мне чуть в глаз ножом не заехал, перестань сейчас же! — рассердился на него Ворчун, когда Филя нечаянно не рассчитал и нож прорезал воздух перед лицом Ворчуна.

Hиктошка тем временем, опустошив все тарелки, миски с едой и чашки, которые поставили перед ним, устало оглядел всех, и взгляд его остановился на поваре. Кастрюля развел руками.

— Что? Еще?? — спросил он.

— Не надо ему больше, — сказал Таблеткин. — После длительного голодания надо есть понемножку, а то может желудок испортиться.

— У него, наверное, уже давно испортился, — сказал Авоськин. — Он пять обедов за раз съел.

Ножик, которым жонглировал Филя, выпал наконец у него из рук и стукнул тяжелой железной ручкой прямо Шпонтику по большому пальцу ноги.

— Ах ты!.. — закричал Шпонтик, а доктор Таблеткин схватил трубочку, которой он слушал больных — стетоскоп — и наколотил Филю по голове.

— Ты где пропадал-то? — спросил Hиктошку Рояль.

Hиктошка попробовал что-то сказать, но из горла его послышалось какое-то едва слышное шипение.

— По-змеиному шипит, — заметил кто-то.

— Да. Совсем одичал.

— Дайте ему бумагу и ручку. Может, он еще буквы не забыл.

Hиктошке дали письменные принадлежности и он написал: «В ЛЕСУ».

— Что значит «в лесу»? — спросил Растеряка.

— В лесу он был, ясно тебе? — объяснил Пустомеля.

— Понятно, что в лесу, где ж еще? — сказал Таблеткин. — А ты как туда попал?