Пpиключения Hиктошки
Шрифт:
Очень, кстати, удобный способ, когда надо вымыть голову и душа или крана под рукой нет, но зато есть река. В принципе, вместо перекладины можно и на ветке повиснуть, если, конечно, найдешь ветку на правильной высоте над водой. Удобство состоит еще в том, что при этом сам ты не мерзнешь в студеной воде, а только голова, которая, как известно, к холоду привыкшая. Но Hиктошке сейчас было не до мытья волос.
Вдоль берега тянулась неизвестно откуда взявшаяся тут каменная стена. Слезая с огурца, Hиктошка снова окунулся с головой в ледяную воду. Вода текла с него ручьями, когда
Дождь немного утих, гром гремел уже не так часто, зато ветер усилился, и стало еще холоднее, чем было на реке. С набережной он свернул на улицу, ведущую в город. Была глухая ночь, ни в одном доме не светилось ни одного окна. К счастью, улица оказалась знакомой. Это была улица Орхидей. Значит, все-таки Цветоград. На самом деле в Цветограде орхидеи никогда не росли. Но малыш по имени Дуванчик устроил на своей улице множество клумб с цветами, которые, вообще-то, называются «львиные зевы». Но Дуванчик почему-то решил, что это орхидеи. Пользуясь тем, что орхидей в Цветограде никто не видел, а львиные зевы, понятно, что все видели, да никто не знал, что они называются «львиные зевы», Дуванчик убедил соседей, что они видят из окон множество разноцветных орхидей. Вот улицу так и назвали: улица Орхидей.
Пройдя по улице поддельных орхидей, Hиктошка свернул в переулок Петуний. Отсюда до Колокольчиковой улицы было рукой подать.
Глава двадцатая пятая. ШИШИМОРА И КАК.
Гроза, которая начала было уже утихать, разыгралась с новой силой. Каждую минуту сверкала молния, и тотчас вслед за ней гремел гром. Казалось, молнии метили прямо в дом коротышек. Хорошо, что еще в прошлом году слесарь Винтик и монтёр Шпонтик, по указанию Знайки, установили на крыше громоотвод. Ах, если бы гром просто гремел себе — пусть громко, но только один раз — и всё! Но он грохотал и скрежетал раскатами — то справа, то слева, словно кто-то громадный катался по всему небу на страшных железных колесах. Вспышки молний освещали рваные облака, которые ветер гнал по небу, и бледные лица трех коротышек. Повар Кастрюля залез под одеяло и не показывался.
— Ой, что-то я совсем боюсь! — слышалось оттуда в коротких перерывах между громами.
Но скоро ветер разметал облака и гроза поутихла.
— А я одну смешную историю вспомнил! — прошептал Растеряка.
— Интересно, что будет, если молния в Шишимору попадет? — молвил Пустомеля, не обращая на Растеряку внимания.
— Наверно, убьет ее? — предположил Тюбя.
— Думаю, она бессмертная.
Кастрюля высунулся из-под одеяла.
— Пустомелечка, а ведь к нам она никак не может попасть, правда? — спросил он.
— Не знаю, не знаю. А вот я слышал, что тем коротышкам, у которых она уже в доме живет, она разные гадости делает. И ее сестра Кака тоже.
— Какие гадости?
— Разные. В тесто пыль подмешивает. В суп плюет. И он потом становится горький.
—
— Ну, это еще, может, вовсе и не из-за Шишиморы такой суп, — возразил Растеряка.
— А из-за чего же?
— А из-за того, что на улице Одуванчиков.
— При чем тут одуванчики?
— При том, что они горькие.
— Подожди-ка, Пустомеля, — сказал Тюбя. — Что-то я не совсем понял. Ты говоришь: тем, у кого Шишимора живет в доме, она делает гадости, так?
— Конечно же так. Еще какие гадкие гадости. Тебе такие и не снились. А ее сестра, Кака, коротышке на живот сядет — и сидит.
— Как так сидит? Что ж он ее не видит, что ли?
— В том-то и дело, что не видит. Она же ему на живот садится, когда он спит. Вот ему от этого и плохие сны всю ночь снятся. Потому что Кака давит на живот.
— Да погоди, Пустомеля. Как же так? Что она сразу в нескольких домах, что ли, живет?
— Это почему?
— А потому, что раз она у одних коротышек живет и садится им на живот — не может же она одновременно жить и у других тоже?
— Конечно же может! — с жаром возразил Пустомеля. — Шишимора она... она...
— Что?
— Многоликая, вот что. У нее много ликов.
— Чего много?
— Да ликов, вот чего. Она может и там появляться и здесь — одновременно. Жить параллельно сразу в куче мест.
— Да как же такое возможно?
— А так, что она волшебная. Да ты вообще знаешь, что под Новый год у нее рождается целая куча маленьких шишимор, которые улетают из дома через трубу? А потом разбредаются по всему свету. Понятно?
— А-а-а, ну тогда конечно...
Молния ударила где-то совсем рядом с домом, потому что в ту же секунду раздался оглушительный гром. Он был даже с треском, будто кто-то схватил топор и с размаху врубился в крышу дома.
— Ох! — охнул Кастрюля.
— Я видел ее, — прошептал Тюбя.
— Кого?
— Шишимору.
— Где?
— Вон там.
Тюбя показал рукой в темноту.
— Ничего же не видно, — возразил Растеряка.
— Когда молния сверкнула, я видел ее лицо.
Тюбя обхватил себя руками за плечи и спрятал голову под пижамную рубашку.
— Как же она выглядела?
— Страшная. С обвислыми щеками.
— Это не Шишимора, — сказал Пустомеля.
— А кто же?
— Кака.
— Кака?
— Она самая. Шишимора обычно у дверей трется. Хозяев поджидает. А Кака в окна заглядывает. Смотрит, чем поживиться.
— Зачем же она в спальню смотрит? Еда ведь на кухне.
— А может, она вообще коротышками питается, — в ужасе пропищал Кастрюля, высунув из-под одеяла один глаз.
— Ага. Это хорошо, что ты под одеялом сидишь, а то она как тебя увидит — так точно к нам полезет.
— Это почему? — задрожал повар.
— Потому что тебя ей и на завтрак, и на обед хватит, да еще и на ужин останется.
С первого этажа послышался слабый стук.
— Что это?
— Не знаю.
Стук повторился.