Прах и безмолвие (сборник)
Шрифт:
— Понимаю. А плакат?
— А, это? Мама сказала правильно, я всегда хорошо рисовала. Могла бы поступить учиться, если бы только… ну, как бы там ни было, я знала, что, если не напишу что-нибудь хоть мало-мальски пристойное, папа появится там с куском фанеры, на которой белилами будет намалевано: «Смерть Папе Римскому!»
Паско рассмеялся.
— Ваш папа принял приглашение Чанг?
— Да, принял. Я тоже ходила. Если бы я не пошла, он бы маму с собой потащил.
Но на этот раз названная ею причина — желание защитить мать —
— И как все прошло?
— Она была бесподобна! — воскликнула девушка с искренним восхищением. — Она усадила его и стала просто рассказывать о мистериях, о том, что ничего папистского в них нет, что в действительности это был способ выражения простым народом своего отношения к религии, что таким образом простые люди отнимали веру у священников, которые ее себе присвоили, и рассказывали о Боге своими собственными словами. Она говорила, что думала, и не старалась сделать так, чтобы он почувствовал себя невежественным или что-то в этом роде. А когда говорил он, она в самом деле его слушала, как будто он говорил что-то важное. Она правда была великолепна!
Паско про себя улыбнулся. Ему не надо было рассказывать о том, на каких струнах души играла чаровница.
— А вам она сказала что-нибудь?
— Так, кое-что. Отцу надо было возвращаться сюда, а мы поболтали еще немного. Она спросила, не хочу ли я сделать афишу к мистериям. Я сказала, что могла бы.
— А ваш отец одобрит? — задал он провокационный вопрос.
— Какое это имеет значение? В любом случае он ушел вполне довольный, — ответила она с презрением, которое один новообращенный чувствует к другому. — Ну, мне пора идти. Я пришла, только чтобы принести рабочим зарплату, а пока папа ее будет выдавать, мне надо сделать много покупок.
— Им платят наличными? — нахмурился Паско.
— Наличными, когда вообще платят. А вам-то что? — зло добавила она, по-видимому раскаиваясь в своей болтливости.
— Молоденькие женщины, которые носят из банка деньги для зарплаты рабочим, — легкая добыча для преступников, — сказал Паско. — А что значит «когда вообще платят»?
— Ничего. Была проблема с наличными, а теперь ее не стало.
Паско решил, что пришло время для булавочных уколов в стиле Дэлзиела.
— В связи со смертью миссис Свайн? Но еще много времени пройдет, пока определят подлинность ее завещания.
— Может, и так. Но банк, должно быть, считает, что все в порядке.
— А вы как считаете, миссис Эпплярд?
— Мне-то какая разница? — ответила она безразлично. — Но, раз он гуляет на свободе, значит, вы не собираетесь его привлекать по-серьезному.
Разговаривая с Паско, она смотрела через его плечо, и вдруг былая оживленность покинула ее лицо. Паско обернулся и увидел, что Свайн и Стринджер вместе вышли со стоянки и остановились, поглощенные разговором. Свайн похлопал Стринджера по плечу, по всей видимости ободряя его, и ушел. Стринджер посмотрел ему вслед, затем повернулся, чтобы направиться к стоянке,
Он подошел к ним.
— Добрый вечер, мистер Стринджер, — поздоровался с ним Паско.
Тот кивнул в ответ, а потом обратился к дочери:
— Готова? Тогда пошли. Не хватало, чтобы твоя мать еще и весь вечер просидела с мальчонкой.
Значит, есть ребенок. А муж?
— Я же тебе говорила, мне надо кое-что купить, — сказала она.
— А ты еще не купила? Господи, как замечательно, наверное, иметь возможность тратить жизнь на то, чтобы трепать языком.
Пристальный, неодобрительный взгляд его голубых глаз не вставлял сомнений, что Паско был тоже причислен к этой категории людей.
Его дочь бросила на ходу:
— Я на минутку, — и пошла вдоль по тротуару.
— Кажется, мы скоро сможем снова пользоваться нашей стоянкой, — вежливо обратился к подрядчику Паско.
— Что? А, да. Мы почти закончили.
— А потом? Есть еще работа, пока погода позволяет?
От этих слов Стринджер почему-то взорвался.
— Я не какой-нибудь каменщик, — заявил он, — я полноправный партнер!
— Даже в таком случае вам все равно нужно работать, чтобы получать какую-то прибыль.
— Прорвемся. А вам-то что за дело, если уж на то пошло?
— Просто вежливое проявление сочувственного интереса, мистер Стринджер.
— Полицейская привычка совать нос в чужие дела. Да подавитесь вы своим сочувствием! Я всегда справлялся один без посторонней помощи.
— Я уверен в этом. Вы, должно быть, гордитесь, что у вас внук. Сколько ему?
— Скоро два, — сказал Стринджер. — Ничего себе пацан.
Это смахивало на хвастовство, если подобная человеческая слабость вообще была ведома этому человеку.
— Похож на дедушку, да? — спросил Паско, надеясь еще немножко растопить лед. Но, видно, перестарался, ибо на него так и повеяло жаром, когда Стринджер с горячностью воскликнул:
— Только бы не был похож на своего отца!
— Простите? Его отец… он что?..
— Что «он что»? — осведомился Стринджер.
— Не знаю. Умер, может быть.
— Умер? С чего вы взяли такую ерунду? — опять озлился Стринджер.
— Мистер Стринджер, — язвительно проговорил Паско, — ясно, что вам что-то не нравится в вашем зяте. Если вы будете так любезны, чтобы объяснить мне, что именно, я, возможно, смогу впредь не наносить вам оскорблений.
К удивлению Паско, его призыв нашел положительный отклик, хоть ответ не имел прямого отношения к делу.
— Мы живем в мире, который тяжко болен, — произнес Стринджер тоном человека, изрекающего истину в последней инстанции.
— Да, конечно, наряду с достоинствами наш мир имеет и свои недостатки, — согласился Паско. — Но в чем именно вы видите его болезни?
— Во всем! Если бы наш мир не был так серьезно болен, зачем Господу насылать на нас такие беды, как СПИД и наркотики. Только чтобы наказать грешников!