Прах к праху
Шрифт:
— И ты поставил перед собой задачу очистить от них планету.
— Это противная работа, но на что еще я способен? — Куинн улыбнулся — правда, слегка устало: сказывались бессонные ночи и натянутые как струна нервы.
— Тебе ведь здесь незачем сейчас находиться, — сказала Кейт, сама готовая уснуть в любую минуту от усталости, которая, казалось, вознамерилась сокрушить каждую клеточку ее тела. — Все равно ты все узнаешь на утреннем брифинге. Думаю, тебе не помешало бы пару часиков поспать.
— Поспать? Я давно уже сплю. Сон мешает моей
— Ты с этим не шути, Джон. Смотри, начальство узнает, и тогда тебя переведут перебирать секретные материалы.
— Я, по крайней мере, буду посимпатичней, чем Дэвид Духовны [20] .
— Еще бы!
Забавно, подумала Кейт, они вновь, как в старые добрые времена, подшучивают друг над другом, — и это после того, что случилось нынешней ночью. С другой стороны, так гораздо легче.
20
Дэвид Духовны — актер, исполнитель роли агента ФБР Фокса Малдера в телесериале «Секретные материалы».
— Тебе правда незачем быть здесь, Кейт, — сказал Куинн вполне серьезно.
— Неправда. Для Эйнджи Ди Марко я была единственным человеком, кто более или менее к ней близок. И если тело принадлежит ей, ничего страшного, если я не посплю, зато узнаю это одной из первых.
Она ожидала, что Куинн сейчас прочтет ей очередную лекцию о том, что она ни в чем не виновата, но тот промолчал.
— Ты думаешь, что тело, возможно, принадлежит Джиллиан Бондюран? — спросила она. — Что она не была жертвой номер три и что это сделала она сама?
— Нет. Самосожжение — редкая вещь. И когда такое случается, то обычно на глазах у толпы. Зачем Джиллиан было приезжать сюда посреди ночи? Какова ее связь с этим местом? Нет такой. Джиллиан это или нет, мы узнаем после вскрытия. По крайней мере, на этот раз мы сможем сверить состояние зубов с записями стоматолога. И все. Повторюсь, шансы, что это она и тем более что совершен акт самосожжения, равны нулю.
Кейт приподняла уголки рта в полуулыбке.
— Знаю. Просто мне было бы легче, принадлежи это тело кому-то, за кого я не несу ответственность.
— Кейт, идея провести собрание исходила от меня. И новым убийством наш Коптильщик дал понять: «Видал я тебя в гробу, Куинн». Теперь я ломаю голову над тем, чем, собственно, его задел. Был ли с ним слишком мягок? Или же, наоборот, он ждал от меня сочувствия? Хотел, чтобы я погладил его по шерстке и сказал, какой он гений? Что такого я сделал — или, наоборот, не сделал? Что упустил? И если он был на собрании, если он сидел, можно сказать, у меня под самым носом, то почему я его не узнал?
— Наверное, забарахлил твой встроенный суперрентген, который высвечивает в людских сердцах зло.
— Вместе с твоей способностью видеть будущее.
На этот раз его улыбка была искренней, хотя и печальной.
— Значит, мы пара?
—
Кейт посмотрела на него: перед ней сидел тот, кого она знала и любила, и тот, в кого его превратили годы. Усталый, измученный.
«Интересно, — подумала она, — а он, глядя на меня, видит то же самое? Как это ни прискорбно, скорее всего, да. Кого я пыталась обмануть, внушая, будто со мной все в порядке? Кого надеялась провести?»
Правду во всем ее неприглядном виде Кейт поняла час назад, когда стояла, беспомощно прижавшись к его груди. Неожиданно она как будто обрела настоящую часть ее «я», потерю которой она упорно отказывалась признать все эти годы.
— Я любил тебя, Кейт, — негромко произнес Куинн, пристально глядя ей в глаза. — Что бы ты ни думала обо мне и о том, что между нами было, я тебя любил. Бог свидетель, ты можешь сомневаться в чем угодно, но только не в этом.
В душе Кейт что-то дрогнуло. Она не спешила давать этому чувству название. Вряд ли это надежда. Надежда ей не нужна, если дело касается Джона Куинна. Куда больше ее устроит раздражение, внутренний протест, злость… Увы, ничего подобного она не испытывала и прекрасно это понимала. Наверное, и он это знает. Он всегда умел разглядеть даже самое малое облачко, омрачавшее ее мысли.
— Черт бы тебя побрал, Джон, — пробормотала она.
Даже если бы она сказала что-то еще, он вряд ли услышал, потому что рядом с его окном неожиданно вырос Ковач. Кейт вздрогнула и чертыхнулась себе под нос, затем, нажав на кнопку на приборной доске, опустила окно со своей стороны.
— Эй, ребятки, никаких обжиманий, — пошутил Ковач. — Комендантский час.
— Мы всего лишь пытаемся согреться, — ответил Куинн. — У меня дома тостер дает больше тепла, чем этот обогреватель.
— Ну как, нашли водительские права? — поинтересовалась Кейт.
— Нет, но мы нашли вот это.
С этими словами Ковач показал микрокассету в прозрачном пластиковом футляре.
— Валялась на земле в пятнадцати футах от машины. Просто чудо, что пожарные не раздавили ее всмятку. Наверное, это какой-нибудь репортер потерял после собрания, — продолжал Ковач, — но проверить не помешает. Время от времени убеждаешься, что бог все-таки есть. У меня на сиденье где-то есть плеер.
— Это точно. Плеер и Святой Грааль, — пробормотала Кейт, перебирая валяющийся на сиденье хлам — отчеты, журналы, обертки от гамбургеров. — Сэм, скажи, ты живешь в этой тачке? Вообще-то для таких, как ты, имеются ночлежки.
Наконец она откопала прибор и протянула его Куинну. Тот осторожно вынул кассету и вставил новую, которую Ковач протянул ему на кончике шариковой ручки.
От звуков, что донеслись из крошечного динамика, по коже у Кейт пробежали мурашки. Женские крики, полные боли, ужаса и отчаяния. Между ними — всхлипы и мольбы о пощаде, которой она так и не дождалась. Душераздирающие вопли той, кого истязал невидимый зверь, той, для которой избавлением от страданий стала смерть.