Практическая фейрилогия
Шрифт:
Маэнун, ближе всех сидящий ко мне, показал, что нужно делать: он выплеснул на пол остатки вина из своего кубка, а сам кубок бросил вверх, к потолку. Я выплеснула вино из своего кубка на пол, окрашивая его в алый цвет, и подкинула кубок вверх. Он поднялся к потолку и завис там, медленно кружась, рядом с остальными.
«Вот это я понимаю, эксклюзивный декор», — подумала я.
— Музыка! — зычно крикнул церемониймейстер, и откуда-то зазвучала веселая нестройная мелодия, извлекаемая из каких-то охрипших ненастроенных инструментов. Боглы косорукие, что-ли, играют эту музыку?
Я не поверила своим глазам. Божественные сидхе, еще недавно такие холодные, такие безупречные, а потом и вялые, превратились в веселых, даже буйных фейри: они свободно закружились по зале, двигаясь хаотически, сталкиваясь и смеясь; перепачканные вином, они плясали на алом полу, а высоко над ними кружились золотые кубки… Что за безумие овладело ими?
Вдруг я и сама ощутила желание к ним присоединиться, потанцевать в кругу прекрасных и раскрепощенных богов, ощутить на теле прикосновение, захмелеть от радости… Подняв руки, я стала массировать свои виски и гадать, от вина ли меня так повело, или все дело в магии? Но почему тогда не работает дядина защита?
Вцепившись в сиденье ледяного стула, который не таял подо мной и вообще никаким образом не ощущался, как холодный, я стала медленно считать про себя до десяти, чтобы замедляющиеся и путающиеся от вина мысли еще сохраняли какую-то ясность.
Какая же я дурочка, великовозрастная дурочка… разнежилась от комплиментов, выпила вина, оказавшись в компании, не заслуживающей доверия… Веселая музыка проникла в голову, голодный жар разгорелся в теле, опалив изнутри губы. Вспомнилась почему-то ночь, когда я потеряла невинность, и каждое давнее прикосновение первого любовника ожило на коже… вместе с этим вспомнились и другие прикосновения, другие поцелуи…
— О, Богиня… — шепнула я, закрывая лицо руками, и потеряла контроль над мыслями и телом. Только инстинкты еще работали и кричали о том, что я должна каким-то образом уйти.
— Идем танцевать, друидесса.
Я не хотела танцевать, мне стало страшно, но не смогла даже пикнуть «нет». Меня развезло, и дядина защита, выручавшая прежде, не сработала. Кто-то взял меня, ослабевшую, на руки, и понес…
Я ощутила холод и вздрогнула. Только не холод, пожалуйста! Только не Элидир…
— Только не ты, — запротивилась я, уходя от прохладного прикосновения рук.
— Просыпайся, госпожа друидесса, — услышала я мужской почтительный голос.
Открыв глаза, я моргнула несколько раз, пока картинка перед глазами не обрела четкость, и увидела с детства знакомое лицо героя. Маэнун, спаситель Аранты, склонился надо мной.
— Не бойся, — проговорил он успокаивающе. — Я унес тебя с бала.
— Зачем? — хрипло спросила я.
— Для твоего же блага.
Я приподнялась и поглядела вокруг. Маэнун унес меня из дворца на улицу, в беседку. Было довольно темно — а я в холме я уже забыла, что такое темные ночи — и густо падал снег. Я лежала на скамье, ничем не укрытая, и мне было холодно. Зябко поежившись, я вопросительно посмотрела на сидхе.
— Я вынес тебя наружу, и попросил холм тебя немного взбодрить, — объяснил
— Это чтобы я быстрее пришла в себя?
— Да.
Я села на лавке и обхватила руками плечи. Холод кусал, но был легко переносим, к тому же хорошо прояснял голову. Как же я опростоволосилась с вином! Ничего не скажешь, умница! Я стыдливо глянула на сидхе.
— Приглашение — ловушка. Люди легко поддаются соблазнам, особенно молодые и восторженные. При всем желании ты бы не смогла противиться власти Сладкой смерти, — без обиняков сказал Маэнун.
— Но песня Эдоны не подействовала на меня…
— Песня и не должна была подействовать на тебя, она действует только на фейри. Дело в самой Эдоне. Она богиня удовольствий, которые сводят с ума. Своим касанием она вызывает в памяти самые приятные и волнующие ощущения, которые когда-либо были испытаны тобой, и усиливает их до такой степени, что разум и воля растворяются в слепящем, безрассудном удовольствии… Одно ее присутствие пьянит, а прикосновение может свести с ума. В вине, которое мы пили, ее кровь.
«Так вот в чем дело, — отметила я про себя, — дядина защита не сработала, потому что прямой угрозы не было, и удовольствие, которое меня опьянило, было сильнее страха».
Вот что, значит, задумал Элидир… Что может быть забавнее пьяной «человеческой соплячки», обезумевшей от удовольствия, оказавшейся в объятиях такого же обезумевшего сидхе? Вспомнив, как поглядывал на меня Марагдет, я поняла, что роль соблазнителя досталась ему.
— Значит, меня заманили в ловушку, — проговорила я вслух.
— Ты сама пришла, — возразил Маэнун. — И это странно: все друиды знают, что фейри доверять нельзя.
— Еще страннее то, что ты помог мне. Раз это была ловушка, и я попала под чары Сладкой смерти, зачем ты унес меня, Маэнун? И зачем рассказал обо всем? Как приближенный короля, ты должен действовать в его интересах.
— У меня есть правило: относиться к людям так, как они этого заслуживают, — ответил бог. — Ты хороший человек и сама должна решить, остаться при дворе или нет.
— Ты точно такой, как в сказках, которые я читала в детстве, — задумчиво проговорила я. — Слишком благой для неблагого.
— А ты слишком легкомысленна для друидессы.
— Именно! — согласилась я. — Кто-кто, а я уж точно не заслуживаю права колебать весы Равновесия. Когда вернусь домой, сразу сдамся Общине друидов и будь, что будет.
— Если хочешь вернуться домой, то должна быть осторожнее. Элидир твердо решил сделать тебя собственностью Неблагого двора.
— Зачем я ему? Фейри всегда недолюбливали друидов и тем паче друидесс.
— Наш двор слаб, люди не боятся нас, давние страшилки не пугают их больше, рассказы о Дикой охоте не заставляют леденеть кровь. Люди знают, что никто им больше не причинит вреда. Торикс совершил роковую ошибку, подписав тот Договор… Равновесие уже нарушено. Элидир считает, что ты можешь склонить чашу весов на нашу сторону. Твоя сила будоражит. Ты устроила пожар, сломала о колено меч риора, сняла проклятье с Ириана, сдерживаешь Злой рок.