Практическое руководство по злу
Шрифт:
— Если вы так презираете нас, — сказал он, — зачем заявлять, что сражаетесь за нас?
— Потому что есть разница между Кэллоу и Королевством, — прошипела я. — Одно из них — это люди. Другое — позолота. Люди, ради которых я не раз обнажу свой меч. Остальное может сгореть. Это не стоит ни единой капли проклятой крови.
— Люди умирают, графиня, — сказал лорд Брэндон.
— Так и есть, — устало признала я. — И поэтому я снова иду на войну.
— Я не имею в виду фейри, — сказал аристократ, качая головой. — Или даже маньячку, которой ты
Я не ответила, потому что он был прав. Я знала, что это так, и, что хуже всего, у меня не было решения. Потому что монстры были столь же хитры, сколь и могущественны, и они играли в эту игру ещё до моего рождения. Завоевать с помощью школ, торговли и полулегкого веса апатии.???
Это была одна из первых вещей, которые Блэк сказал мне: ему не нужно, чтобы люди соглашались, просто чтобы им было всё равно. И это сработало, не так ли? Во время восстания Льеса ни одно владение к северу от Вейла не восстало. Так мало солдат откликнулось на призыв герцога, что ему пришлось усилить свои силы наёмниками.
Мечта, которую, по словам аристократа, разрушил мой учитель, с самого начала была слабой: крестьянские отряды, выведенные в поле, едва удерживаемые домашними войсками и иностранными солдатами. И до того, как война закончилась, те же самые рекруты доставили тех же дворян, которые призывали их, к ногам Блэка, закованных в цепи. Я знала, что страх заставил их так поступить. Но есть ещё кое-что: никто в этой армии больше по-настоящему не верил, что они могут победить. Некоторые даже не были уверены, что победа нужна.
— Я знаю, — призналась я.
— Но это не ваш замысел, — настаивал лорд Брэндон, наклоняясь вперёд.
Его глаза пылко горели.
— Я пытаюсь найти путь между разрушением и восстанием, — сказала я.
— Дайте нам быть кэллоу, — сказал он. — Возможно, изменившимися, но все равно нами. Под сапогом всё ещё есть хребет, графиня. Там до сих пор остаётся проблеск пламени, независимо от того, сколько раз они его тушат.
— Это красивые слова, — отметила я. — Я не доверяю красивым словам, Талбот. Я доверяю практическим мерам. Осязаемые вещи, с которыми я могу работать.
— Верните рыцарские ордена, — сказал он.
Я долго смотрела на него. Рыцари Кэллоу, да? Даже спустя более двадцати лет после Завоевания их силуэты стояли клеймом перед глазами детей, которые родились уже после того, как последние из них были расформированы. Для многих людей рыцари были Кэллоу в той же степени, что и колокола Лауэра или поля пшеничного золота, раскинувшиеся насколько хватает глаз. Они также представляли собой полную корзину военных орденов, распущенных по приказу Императрицы Ужаса, поскольку представляли прямую угрозу гегемонии праэс.
— У меня нет полномочий отменять указы Башни, — сказала я.
— Не по закону, — сказал аристократ очень, очень тихо.
Но слова прозвучали для
— Ты не агитатор, — сказала я. — Ты посланник.
— Так и есть, — тихо согласился он. — Мы наблюдали за вами, графиня. Видели, что вы проповедуете больше, чем пустые слова.
Я слишком долго играла в эту игру, чтобы поддаваться лести.
— Не лги мне, — сказала я. — Вы пришли не потому, что считаете меня достойной. Вы пришли ко мне, потому что вы в отчаянии. Потому что через пятьдесят лет мы будем светлокожими праэс, и если я умру, вы не получите другого Оруженосца, которому будет не насрать на Кэллоу.
Он не отрицал этого. Я позволила себе увидеть это, всего на мгновение. Рыцари снова приходят, и на этот раз на моей стороне. Не гоняясь за моими легионерами. Учитывая, что впереди меня ждали Лето и Дьяволист, эта мысль была ужасно заманчивой.
— Сколько вас? — сказала я, чувствуя, как пересохло во рту.
— Вы не согласились, — поморщился лорд Брэндон. — Вы должны понимать, что…
— Ты просишь меня перейти дорогу Императрице Ужаса Малисии, — сказала я стальным тоном. — Если ты думаешь, что понимаешь хотя бы часть того, насколько опасна эта женщина на самом деле, ты грёбаный идиот. Сколько вас?
Мужчина долго молча изучал меня.
— Две тысячи, — сказал он. — И может появиться ещё больше, если вы не убьете нас во сне.
Две тысячи. Боги, будьте добры!
— У герцога Льеса даже не было столько лошадей, — сказала я слабым голосом. — И Блэк приказал убить большинство его рыцарей во сне.
— Те из нас, кто восстал вместе с Гастоном из Льеса, пошли умирать, Обретённая, — пробормотал аристократ, — потянувшись к этой мечте в последний раз. Это были старые, усталые, отчаявшиеся люди. Остальные из нас оставались в укрытии. Учили молодежь старым обычаям и ждали.
В половине домов в городе будут спрятаны мечи и копья под половицами или спрятаны на чердаке, рассказывала я Верес в первую ночь, которую мы провели в Марчфорде. Потому что это был Кэллоу. Потому что мы бы затаили обиду на десять поколений, если бы столько времени потребовалось, чтобы уравнять весы. Потому что те, кто причинил нам зло, всегда, всегда платили высокую цену, чего бы это ни стоило.
И теперь мне только что сказали, что две тысячи рыцарей прячутся в сельской местности, выжидая своего часа. Под носом у Блэка, в течение многих лет. Гордость за моих соотечественников боролась с ужасом при мысли о том, что могло бы произойти, если бы они все восстали. Праэс думал, что они знают о терпении, но на них напали только один раз, и не так, как на нас. Волки были у наших ворот с Первого Рассвета. Это преподало нам тяжёлые уроки, и о, посмотрите, как хорошо мы их усвоили. Эта мысль тронула меня больше, чем я хотела бы признать.