Практика по фольклору

Саринова Елена

— А ничего у вас тут… девушки, — кареглазый Марат с большим интересом оглядел вышедшую навстречу гостям внучку местного «знатока истоков». — Ванча, представь.

Иван в ответ недоуменно хмыкнул: он эту «девушку» знал еще с зеленых соплей через обе щеки:

— Жанка, привет. Бабка дома? Она нам нужна. А, кстати, это мой университетский друг, Марат. А это — Жанка. Жанна… Так бабка то твоя где?

— Ой, а у нас не прибрано. Вы прямо здесь присядьте. Я сейчас за ней сбегаю в огород, — залившись румянцем, взметнула она в развороте своей каштановой косой.

Иван же по-дружески схлопотал локтем в бок:

— Нет, ты

видел? Формы какие? Это — не девушка. Это… полнолуние.

— Да что ты? — протянул Иван, усердно пытаясь отделить «полнолунный» Жанкин образ от зеленых детских соплей…

И дальше «подсчет» вышел уже на новый уровень. Студенты против стереотипов!..

— Ванюш, у нас только одна здесь фолькор знает — Димениха-полумагичка. Она почти с самого начала на своем бугре живет, — сметая одной ладонью в другую крошки со стола, изрекла старушка. — Так, я вас к ней в прошлом годе и отправляла. Помнишь, внучка у нее, Жанка? Ты в детстве ей на горке нос нечаянно салазками расквасил?

— А-а-а, — старательно нахмурил Иван лоб. — Вспомнил. Ба, да она… не знает ничего. Тем более, про лягушек. А еще кто-нибудь…

— Про лягушек? — встрепенулась бабка. — Есть, Ванюша. Про лягушек Семен Кривой знает. Он договор с одной ресторацией в Барщике подписал. И в своем пруду теперь как раз лягушек разводит. Тьфу-у. Бывают же поганцы, которые их едят. А живет он все там же, на…

— Ба-а.

— Чего, мой хороший?

— Мне про живых надо. С хтонической точки зрения.

— Да ты что?.. Прости меня, господи — чем детей в этих уни-верси-тетах пичкают, — на всякий случай осенила себя знаменьем старушка…

Грохот обитых жестью тележных колес по доскам моста через Силежу постепенно заглушил и гусиное гоготание на реке, и другие посторонние звуки. А вскоре и сама Круторечка исчезла из виду. С высокими кленами вдоль улиц, которые сажал еще тот самый алант, хозяин заброшенного ныне особняка. И домами под ними с разноцветной глазурью наличников. И когда он теперь увидит своих замечательных предков? Хотя, Иван точно знал, что как только пирог с изюмом и половина жареного гуся исчезнут из его отяжелевшей сумки, он и думать над этим вопросом забудет. Потому как полно других, гораздо более насущных. Vive die hodie, propter sol lucet in saecula [4] . Ого! Ничего себе… «теория тупикового развития».

4

В переводе с латыни на общеладменский: «Живи днем сегодняшним, ибо солнце светит вечно».

Кстати, Семен Кривой (на самом деле, кривой) все ж таки, нашему студенту сгодился. Ибо как раз в его телеге, груженой двумя баками с «хтоническими деликатесами», он и выехал на рассвете дня следующего в направлении города Барщик. Так себе городок: не сильно скучно, не очень весело. Зато, музей в нем — знатный. Точнее, музейный архив, в который сто тридцать лет назад перевезли часть ценного хранилища из главного его ладменского «коллеги». Иван бывал в том просторном подвале трижды по разным учебным оказиям. И, на всякий случай, «прикормил» столичными сладостями местного архивариуса. А теперь сильно надеялся, что сию бледную даму никуда подвальным сквозняком не выдуло (и что бабкин румяный пирог не сильно уступит воздушным

пирожным из «Фисташковой феи» с Площади двух дворцов).

Так оно и случилось. В смысле, и дама оказалась на месте, за своим огромным столом посреди длинных стеллажей. И бабкина сдоба на продуктивное общение вдохновила. Да только, длилось оное недолго:

— Вот так вот, Иван. И ничем вам помочь не могу.

Студент глянул сначала на ровные стопки папок между ним и бледным архивариусом (кстати, а сколько ей вообще лет?). Потом скосился на стеллажи с тем же содержимым и… расплылся в самой своей искренней улыбке:

— Госпожа Вибрус. Я, конечно, понимаю, что покажусь вам сейчас…

— «Студент» и «наглец» для меня — слова-синонимы. Но, это, не ваш случай, — предупредительно взмахнула та ручкой (так, сколько ж ей лет?) — И вообще, зовите меня просто, Аннет.

— Ага, — отбросил в уме пару десятков Иван. — Уважаемая Аннет, у меня — форс-мажор, магическая воронка и алантский катаклизм в одном сосуде. И вы — моя последняя надежда не оказаться в той же веселой компании. И я понимаю, три дня, — еще раз бросил он взгляд на ряды бесконечных полок. — три дня для поиска нужного материала — не срок. Но, я готов сам здесь все перерыть. Вы мне только пальчиком ткните в нужном направлении.

— Я бы вам ткнула, — скуксилась в ответ дама. — С удовольствием ткнула бы. Но… Понимаете, Иван. Это дело строго конфиденциальное… Вы меня понимаете?

— Конечно, — тут же навострил студент уши.

— Шесть лет назад у нас в архиве над своей научной работой трудилась одна очень… талантливая ученая — краевед, Примула Брэмс. И темой ее были как раз ваши лягушки, как…

— Хтонический символ?

— Совершенно верно. В ее распоряжении находились все наши материалы: сборники сказок еще на исходных языках, отчеты краеведческих экспедиций, уникальные записи от первоисточников вплоть до самых дремучих мест страны. И наш директор был настолько к ней расположен, что даже позволил ей перенести их по месту жительства. А потом там случился пожар. И…

— И что? — сглотнул Ваня слюну.

— И всё. Госпожа Брэмс сама тогда едва успела спастись.

— Мать же тво… Та-ак. Уважаемая Аннет.

— Да, Иван? — замерла дама с куском пирога у рта.

— А работу то свою эта Примула Брэмс закончила?

— Работу? О, да. И даже с успехом по ней защитилась. И вообще, между нами говоря, история с этим пожаром, — сделала уважаемая Аннет скептическую мину. — какая то странная. Как и сама эта ученая. Она после защиты могла бы стать мировой известностью, но предпочла славе полное уединение. Вы, Иван, знаете, что такое «Скользкий путь»?

— Ну, так…

— Я не про нравственность сейчас, а географию.

— А-а. Нет.

— Это место между Склочными болотами и Лазурным лесом — миль пять в ширину сплошной глуши [5] . Там теперь госпожа ученая живет. И говорят, опять что-то пишет. Не то, биографию нынешнего «главы болот», темного дроу. Не то, летопись племени единорогов. И то и другое для нее — в равной степени реально.

— Все ясно, — поднялся Иван со стула. — Скользкий путь, значит?

5

Карту Ладмении см. в первой книге цикла (приложение к гл. 13)