Правда о деле Гарри Квеберта
Шрифт:
— Вы абсолютно безбашенный, Гольдман. Вот это мне в вас и нравится.
Элайджа Стерн обитал в усадьбе на холмах Конкорда. Ворота оказались открыты, и я въехал в его владения на машине. Мощеная дорога вела к богатому каменному дому, обрамленному живописными цветниками; перед домом, на площадке, украшенной фонтаном в виде бронзового льва, шофер в мундире начищал заднее сиденье роскошного седана.
Я бросил машину посреди площадки, издали помахал шоферу, как хорошему знакомому, и лихо устремился к парадной двери. На мой звонок открыла
— Вам назначено?
— Нет.
— В таком случае это невозможно. Без предварительной договоренности мистер Стерн не принимает. Кто вас сюда впустил?
— Ворота были открыты. Как можно договориться о встрече с вашим хозяином?
— Мистер Стерн сам назначает встречи.
— Позвольте увидеться с ним на несколько минут. Это ненадолго.
— Это невозможно.
— Скажите ему, что я от Нолы Келлерган. Думаю, это имя ему знакомо.
Горничная ушла, оставив меня под дверью, но быстро вернулась.
— Мистер Стерн вас примет, — сказала она. — Вы, должно быть, действительно важное лицо.
Она провела меня в кабинет на первом этаже, обитый деревом и гобеленами; в кабинете, в кресле, сидел весьма изысканно одетый человек, смеривший меня суровым взглядом. Это и был Элайджа Стерн.
— Мое имя Маркус Гольдман, — сказал я. — Спасибо, что приняли меня.
— Гольдман, писатель?
— Да.
— Чему я обязан вашим внезапным визитом?
— Я расследую дело Келлерган.
— Не знал, что существует дело Келлерган.
— В нем есть, скажем так, непроясненные тайны.
— Разве это не дело полиции?
— Я друг Гарри Квеберта.
— И при чем здесь я?
— Мне сказали, что вы когда-то жили в Авроре. Что Гусиная бухта, дом, где сейчас живет Гарри Квеберт, раньше принадлежал вам. Я хотел убедиться, что это правда.
Он знаком предложил мне сесть.
— Ваши сведения точны, — произнес он. — Я продал ему дом в 1976 году, сразу после того, как он прославился.
— Значит, вы знакомы с Гарри Квебертом?
— Очень мало. Встречался несколько раз, когда он только поселился в Авроре. С тех пор мы не общались.
— Могу я узнать, что вас связывает с Авророй?
Его взгляд стал тяжелым.
— Это допрос, мистер Гольдман?
— Ни в коем случае. Мне просто стало любопытно, почему такой человек, как вы, имел дом в таком маленьком городке, как Аврора.
— Такой человек, как я? Вы хотите сказать — очень богатый?
— Да. По сравнению с другими городами на побережье в Авроре нет ничего особо привлекательного.
— Этот дом построил мой отец. Он искал место на берегу океана, но поблизости от Конкорда. И потом, Аврора — красивый город. К тому же находится между Конкордом и Бостоном. В детстве я не раз прекрасно проводил там лето.
— Почему вы его продали?
— Когда умер отец, я унаследовал массу всего. У меня уже не было времени всем этим пользоваться, и я перестал приезжать в Гусиную бухту. Тогда я решил сдавать дом в аренду; так было почти десять лет. Но арендаторов было мало, и дом слишком часто пустовал. Поэтому, когда Гарри
— А Нола Келлерган? Вы ее знали?
— Смутно. Скажем так, о ней узнали во всем штате, когда она исчезла. Ужасная история, а теперь вот ее тело находят в Гусиной бухте… Да еще эта книжка, которую написал для нее Квеберт… Это просто мерзость. Жалею ли я, что продал ему Гусиную бухту? Да, безусловно. Но откуда же я мог знать?
— Но ведь когда Нола исчезла, Гусиная бухта еще фактически принадлежала вам…
— На что это вы намекаете? Что я причастен к ее смерти? Знаете, последние десять дней я все время задаюсь вопросом, не выкупил ли Гарри Квеберт дом только затем, чтобы никто не обнаружил тело, зарытое в саду.
Стерн сказал, что Нолу знал смутно; стоит ли ему сообщать, что у меня есть свидетель, утверждающий, что они состояли в любовной связи? Я решил пока придержать этот козырь, но, чтобы слегка его подколоть, упомянул имя Калеба.
— А Лютер Калеб? — спросил я.
— Что Лютер Калеб?
— Вы знаете некоего Лютера Калеба?
— Коли вы спрашиваете, значит, должны знать, что он много лет был моим личным шофером. Что за игры, мистер Гольдман?
— Есть свидетель, видевший, как Нола в лето перед своим исчезновением неоднократно садилась в его машину.
Он угрожающе наставил на меня палец:
— Не будите мертвых, мистер Гольдман. Лютер был человек достойный, храбрый, честный. Я никому не позволю чернить его имя, когда его нет и он не может себя защитить.
— Он умер?
— Да. Давно. Вам, конечно, скажут, что он часто бывал в Авроре, и это правда: он ухаживал за домом в те времена, когда я его сдавал. Следил, чтобы дом был в хорошем состоянии. Это был благородный человек, и я не потерплю, чтобы вы в моем присутствии оскорбляли его память. Еще какие-нибудь сопляки из Авроры будут уверять, что он был странный: да, правда, он отличался от большинства смертных. Во всех отношениях. Он был очень некрасив: лицо страшно обезображено, челюсти смыкались плохо, поэтому говорил он неразборчиво. Но сердце у него было доброе, а чувства сильные и глубокие.
— А вы не думаете, что он мог быть причастен к исчезновению Нолы?
— Нет. Категорически нет. Я думаю, что виновен Гарри Квеберт. Он, по-моему, сейчас в тюрьме…
— Я не уверен в его виновности. Потому-то я и приехал к вам.
— Ну как же, девочку нашли в его саду, а рядом с телом рукопись его книги. Книги, которую он написал для нее… Чего вам еще нужно?
— Написать книгу не значит убить, мистер Стерн.
— Похоже, ваше расследование чертовски буксует, если вам приходится являться сюда и расспрашивать о моем прошлом и об этом Лютере. Разговор окончен, мистер Гольдман.