Правда о деле Савольты
Шрифт:
— Ерунда, — возразил я, не повышая голоса. — С моими способностями сам по себе я бы никогда не достиг того положения, какое занимаю теперь. К тому же речь идет всего-навсего о том, чтобы принять приглашение в гости, провести спокойно вечер, пожелать им всего доброго и уйти.
— Ты как хочешь, а я не пойду, — решительно заявила она.
Разумеется, в назначенный час мы с ней отправились в гости. Я чувствовал себя не в своей тарелке, опасаясь, как бы Мария Кораль не выкинула какой-нибудь номер. Но страхи мои оказались напрасными, ничего подобного не случилось. Леппринсе встретил нас радостно, а Мария Роса держалась вежливо и просто. Он расцеловал Марию Кораль в обе щеки, а потом
— Ну, а теперь выкладывай все начистоту… мне не терпится узнать, как вы живете.
Мы находились с ним в небольшой комнате, где Леппринсе устроил себе кабинет. На одной из стен я увидел знакомую мне картину, ту самую, которая год назад висела над камином в квартире на Рамблас-де-Каталунья. Тот же мост, та же река, тот же покой.
— Теперь, когда ты работаешь у меня, — продолжал Леппринсе, — мы стали видеться еще реже, чем когда ты работал у Кортабаньеса.
— Как видно, — сказал я, — у каждого свой путь, как у этой реки. — Я показал на картину. — Жизнь спокойно течет по своему руслу.
— Я вижу, ты не очень доволен.
— Напротив, мне не на что пожаловаться. И все благодаря вам.
— Ерунда.
— Вовсе не ерунда. Мы с Марией Кораль никогда не забудем, чем мы вам обязаны.
— И слышать ничего не хочу. К тому же, если вы считаете себя обязанными мне, у вас есть отличная возможность отплатить мне с лихвой.
— Чем мы можем быть вам полезны? Говорите.
Речь шла о его жене. Мария Роса, счастливая в своем замужество, не могла забыть недавно пережитого ею горя: трагическая смерть отца оставила глубокий след в ее хрупкой душе. Время от времени она впадала в уныние, становилась ко всему безразличной, во сне и наяву ее мучили кошмары. В данный момент, правда, не было серьезных опасений за ее здоровье, но Леппринсе, всегда заботившийся о благополучии своей супруги, боялся, как бы ее состояние не ухудшилось и она не лишилась рассудка.
— Упаси боже! — ужаснулся я.
— Конечно, незачем волноваться раньше времени. Возможно, все эти странные симптомы вызваны роковым стечением обстоятельств.
— Будем надеяться. А что говорит врач?
— Мне не хотелось бы показывать ее врачу сейчас. Жестоко было бы с моей стороны подвергать сомнению ее разум, обращаясь к специалистам. К тому же я не слишком доверяю современным эскулапам. Приставая с расспросами к больному, они лишь заставляют больного уверовать в свою болезнь, разве это не бессердечно? И разве не гуманнее во сто крат держать больного в неведении относительно его недугов и ждать, пока ласка и покой не окажут на него благотворного действия?
Вероятно, он был прав.
— Но чем, собственно, можем помочь мы? — спросил я.
— Вы животворный источник. Молодая, счастливая супружеская пара, никак не связанная по своему происхождению с людьми, имеющими отношение к предприятию Савольты и к добропорядочному барселонскому обществу, в чьей среде ей пришлось столько пережить. Для нее вы явитесь целебным эликсиром, чистой, свежей струей. Так могу я на вас рассчитывать?
— Конечно! Мы оба к вашим услугам.
— Спасибо. Ничего другого я от тебя и не ожидал. Да, и еще одна просьба, последняя: жена не должна ничего знать о том, что я тебе рассказал. Марию Кораль тоже не стоит посвящать в это: женщины не умеют хранить тайн. Отношения между вами должны быть сердечными, но не жалостливыми.
Управляющий позвал нас к столу.
— Я показывала нашей гостье дом.
— У вас замечательный дом. Все обставлено с таким изысканным вкусам.
«Ну и ну, — подумал я. — Откуда у этой девчонки берутся такие выражения?» И мысленно посмеялся, представив себе выражение лица Марии Росы, знай она, какими словами и ужимками было встречено цыганкой ее приглашение. Но все это были мелочи.
Леппринсе обрел присущую ему веселость: шутил и легко поддерживал разговор. После ужина отослал слуг и сам стал угощать нас кофе в небольшой гостиной по соседству со столовой, делая это с нарочитой комичной нерасторопностью, чтобы нас насмешить. Мария Роса предложила ему свою помощь, но он гордо отказался, давая понять, что задето его профессиональное достоинство, подмигивал мне, тихонько посмеивался и от души наслаждался хорошим настроением, которому не так-то часто мог дать волю, занятый повседневными заботами. Выполнив в очередной раз миссию гостеприимного хозяина, он закурил сигару, блаженно крякнул и возобновил разговор, интересуясь кое-какими подробностями моей работы. Я рассказал ему, и он заметил:
— Не думай, Хавиер, что твой труд напрасен. В ноябре, как тебе известно, состоятся муниципальные выборы и, вполне вероятно, я выставлю свою кандидатуру.
— Это было бы замечательно! — воскликнул я.
— Возможно даже, нам с тобой придется поехать в Париж. Мне надо собрать там кое-какие данные о себе.
Я чуть было не лишился чувств от восторга. В Париж! Женщины запротестовали против подобной дискриминации, и Леппринсе, попав под двойной обстрел, засмеялся и стал молить о пощаде. Но они не оставили его в покое до тех пор, пока он не пообещал им сделать все возможное, чтобы отправиться в путешествие вчетвером. Обе женщины бурно зааплодировали.
Мы засиделись допоздна. Мария Роса уронила на ковер чашку, расстроилась, попросила прощения и, любезно распрощавшись со мной и поцеловав еще раз Марию Кораль, отправилась к себе в комнату в сопровождении заботливого мужа. Оставшись наедине с Марией Кораль, я спросил:
— Не правда ли, очаровательная пара?
— Будет тебе! — воскликнула она.
— Мне показалось, что ты довольна сегодняшним вечером.
— Этот тип действует мне на нервы. Слишком много о себе воображает. Все-то он знает, на все у него есть ответ. Он самый обыкновенный самовлюбленный выскочка, поверь мне. А жена его просто несносна, разве не так? И не отрицай, она пресна, как…
— Прекрати сейчас же…
Возвращение Леппринсе прервало нашу перебранку. Он вошел, улыбаясь, извинился от имени жены за ее внезапный уход.
— Мария Роса слаба здоровьем, ей надо отдохнуть. Она просит извинить ее и передает вам поклон.
Перекинувшись еще несколькими незначительными фразами, принятыми в таких случаях, мы тоже попрощались. Леппринсе проводил нас до выхода. У подъезда нас ждал лимузин; за рулем дремал шофер. По дороге домой я заметил Марии Кораль:
— Странно, за весь вечер я ни разу не видел Макса. Может быть, его уволили?
И тут мне показалось, а может быть, это лишь плод моего воображения, что шофер иронически усмехнулся.
На лестничной площадке стоял еще один полицейский, который при появлении начальства тоже встал по стойке «смирно». Из двух дверей, выходивших на лестничную площадку, одна была закрыта, а другая распахнута настежь. Инспектор проник в открытую дверь и, принюхавшись, сразу же почуял знакомый резкий запах. Затем вернулся на площадку и снова посмотрел на свои часы.
— Когда это произошло? — спросил он у полицейского.