Правда о Портъ-Артуре Часть I
Шрифт:
Обойдя людей, ободряя ихъ словомъ и примеромъ неустрашимости, подпоручикъ Яфимовичъ прошелъ по окопамъ на левый флангъ къ подпоручику Бурневичу и, передавъ ему свою команду, истекая кровью, пошелъ на перевязочный пунктъ и только тогда могъ донести подполковнику Гусакову, что творится на высоте 113.
Сделавъ перевязку, подпоручикъ Яфимовичъ отправился къ своей команде, но на обратномъ пути, проходя Толингоускимъ
На высоте 113 адъ продолжается. Команды и не думаютъ отступать, только отступаютъ тяжело раненые, на рукахъ своихъ товарищей.
Наконецъ пришло приказаніе отойти къ батарее штабсъ-капитана Швиндтъ.
Получивъ приказаніе отойти къ батарее шт.-кап. Швиндтъ, команды, подобравъ всехъ раненыхъ и убитыхъ, подъ сильнымъ шрапнельнымъ огнемъ отошли къ новой позиціи.
Батарея эта, целый день поражаемая артиллерійскимъ огнемъ, теперь въ особенности начала страдать, когда высота 113 была оставлена.
Пехота противника повела атаку сюда, но все ея усилія разбивались о геройскую стойкость 1-й и 3-й охотничьихъ командъ 16 полка.
До 5 часовъ вечера продолжались эти бешеныя атаки. После 5 часовъ было приказано батарее шт.-кап. Швиндтъ отойти.
Стрелки-охотники помогли скатить орудія, подъехали передки – и батарея лихо, карьеромъ, подъ страшнымъ огнемъ отошла къ деревне Суанцегоу.
Въ 6 часовъ было получено приказаніе 1-й охотничьей команде и 1-й роте 15 полка прикрыть Толингоуское ущелье, а 3-ья охотничья команда была отправлена на высоту 139, въ предположеніи оборонять и назавтра линіи 139, 127 и Юпилазу (на высоте 139 была уже расположена 11-ая рота 14 полка).
День догоралъ. Бой упорный, жестокій, кончался, стихалъ… Звезда за звездой зажигались на темнеющемъ небе и мерно мерцали.
Утомленные стрелки, поевъ первый разъ за два дня боя горячей пищи, не живописными, но жизненными группами предались прелести отдохновенія.
Не одинъ изъ этихъ рядовыхъ борцовъ смотрелъ въ глубь безконечной дали неба и, любуясь игрой звездъ, думалъ крепкую думу, невольно сравнивая ихъ вечное мерцаніе, посылающее на истерзанную, утомленную землю едва уловимый покойный светъ, съ пережитымъ тревожнымъ днемъ кроваваго боя.
Много легло сегодня нашихъ, и теперь они, просветленные, чистые, какъ эти звезды, свято исполнивъ свой долгъ, предстали предъ Темъ, Который завещалъ не избраннымъ только, а всему міру: "большей любви никто не имеетъ, кто положитъ душу свою за други своя".
Генералъ Стессель, опьяненный успехомъ двухдневнаго боя, поздравивъ всехъ съ победой и отдавъ распоряженіе играть оркестрамъ гимнъ, а войскамъ кричать "ура", отбылъ съ 11-ой версты въ Артуръ на отдохновеніе.
На военномъ совете решено было принять бой и на следующій день.
– …Ни одна часть сюда не дойдетъ!!
Штабъ съ Фокомъ во главе не знали, не потрудились узнать, въ какомъ положеніи оборонительная линія праваго
Единства въ управленіи боемъ не было. Каждый действовалъ самостоятельно.
Фокъ – по своему, Кондратенко – по своему. Единство выразилось лишь въ категорическомъ приказаніи Стесселя – "держаться".
Что вся "стая славныхъ" была уверена, что и 15 іюля мы удержимъ позиціи – это доказываетъ следующій эпизодъ.
Когда Стессель после ужина съ обильнымъ "победнымъ" возліяніемъ тронулся въ путь, онъ на прощаніе обещалъ своему любимцу полковнику Савицкому завтра пріехать къ нему на именины.
Съ отъездомъ начальника раіона – штабъ опочилъ на лаврахъ, не потрудившись разработать, хоть на всякій случай, диспозицію отступленія.
Начальники отдельныхъ частей и участковъ не имели ни малейшаго представленія, чемъ имъ руководствоваться на случай всегда возможныхъ въ боевой обстановке неожиданностей. Следуетъ помнить, что наша оборонительная линія въ гористой местности была растянута на 15 верстъ.
Войска и не подозревали, что утромъ придется отступать.
Надежда, что намъ удастся удержать занятыя позиціи, росла, и уверенность въ успехе грядущаго дня окрепла.
Каждый рядовой офицеръ, солдатъ, частный начальникъ понималъ, что начальству свыше видней вся обстановка боя, что оріентироваться ему легче, что начальство знаетъ все, что оно не врагъ своимъ. Войска еще слегка доверяли Фоку. Войска прощали ему ошибку на Киньчжоу. Они не могли допустить, что Фокъ, спасая целость своей дивизіи, способенъ губить другихъ съ целью доказать, что Кондратенко ни на что не способенъ. А теперь читателю уже должно быть ясно, что Фокъ могъ убедить Стесселя во всемъ, что ему было угодно.
Фокъ всегда зналъ, что онъ делаетъ.
Зналъ онъ и теперь, что ему предпринять, чтобы, если и не совсемъ погубить Кондратенко, то настолько его скомпрометировать въ глазахъ всехъ и каждаго, что о дальнейшей ответственной деятельности покойнаго героя не могло бы быть и речи.
Фокъ на военномъ совете только для виду согласился принять бой и на следующій день.
Мысли темныя, темныя, какъ ночь, бродили въ контуженной голове Фока…
Нужно во что бы то ни стало погубить Кондратенко.
Кондратенко приказано держаться. Онъ это исполнитъ. Нужно начать отступленіе неожиданно. Пока до него дойдетъ записка, мой отрядъ начнетъ отступать. Кондратенко будетъ стремительно атакованъ во флангъ, и у него начнется паника. Мой же отрядъ будетъ отходить въ порядке. Хотя диспозиціи не разработаны, но, отступая безъ преследованія со стороны противника, успею сорганизоваться.
Можетъ быть, во вверенной мне дивизіи потери будутъ изъ-за этого и значительней, но зато отрядъ Кондратенко будетъ, если не совершенно истребленъ, то во всякомъ случае на половину уничтоженъ. А разъ это случится – съ Кондратенко кончено. Останется лишь Смирновъ.