Правда о «Зените»
Шрифт:
Остаток 87-го и 88-й «Зенит», оставшись без Садырина, еще как-то продержался. Более того, по итогам чемпионата-88 попал в Кубок УЕФА, откуда осенью 89-го был жестоко изгнан немецким «Штутгартом» — 0:1, 0:5. Когда ровно 20 лет спустя, в феврале 2009-го, питерцы в ранге обладателя этого самого Кубка победят тот же «Штутгарт» и на своем, и на чужом поле, в реальность того унижения уже будет трудно поверить…
Но это — было. И вылет из высшей лиги первенства СССР в 89-м тоже был. И два года в первой лиге союзного первенства, а потом еще три — российского. И череда тренеров, строем прошедших через «Зенит» за эти смутные годы. И непрекращающиеся скандалы, дрязги, безденежье. И, казалось, отсутствие каких-либо шансов на возрождение. Шесть лет — с 89-го по 94-й — были для «Зенита» одним непрекращающимся
Вдумаемся: это было всего 15 лет назад. А сейчас, когда я пишу эти строки, «Зенит» — действующий обладатель Кубка УЕФА и Суперкубка Европы, преуспевающий клуб с богатейшей компанией-владельцем, с тренером мирового уровня, с группой бронзовых призеров чемпионата Европы в составе. Россиян, между прочим.
Говорит это об одном: никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя терять надежду. Пока мы живы, пока к чему-то стремимся — случиться может любое чудо.
Но в конце 80-х «Зенит» неотвратимо погружался в болото, на каких когда-то был возведен его город. Уход Садырина не снял проблемы, как о том грезили футболисты, а многократно их углубил. Игроки в команде оставались прежние, но отношения внутри коллектива были уже совсем иными. Начались конфликты и на личной почве, причем даже между друзьями. Об одном из таких питерский журналист Борис Ходоровский в интервью изданию «Спорт уик-энд» спросил Баранника:
«— История с вами и Сергеем Дмитриевым, к которому ушла ваша первая жена, сильно расколола коллектив?
— Это только усугубило раскол… В "Зените" были люди, которые поддержали меня, были те, кто встал на сторону Дмитриева — это нормально. Главная сложность состояла в том, что мы с Сергеем были друзьями — не разлей вода. Больше времени проводили вместе на сборах, чем в семьях. Вокруг нас складывалось свое окружение, и случай разрушил не только две семьи, но и расколол весь наш мирок. Сергей уехал, потом я уехал. Наверное, он был действительно настоящим другом, пожертвовал собой. То, как сложилась моя дальнейшая судьба, подтверждает старую истину: все, что ни делается — к лучшему. Ни зла, ни обиды давно уже нет. Исходя из этого опыта, сделал вывод: что бы ни случилось, надо жить и работать».
На эту тему я ни с Баранником, ни с Дмитриевым говорить не стал, и сделал это абсолютно осознанно. Копаться в личной жизни людей считаю для себя неприемлемым, а цитату эту привел лишь потому, что она уже выходила в открытой печати. И дает некоторое представление о том, какие формы принимало падение чемпионского «Зенита».
А вот фраза еще из одного интервью Баранника — журналисту «Спорт-Экспресса» Александру Кузьмину в 1997 году: «После ухода Садырина не нашлось человека, который бы нам твердо сказал: "Кто не хочет оставаться в "Зените" — милости просим на все четыре стороны". Выдергивали двух-трех человек и начинали их "душить", делая козлами отпущения. За три года в "Зените" сменилось шесть тренеров (!), но никто ничего не мог изменить, потому что в команде уже выработалась стена самозащиты. Отпустить бы тех, кто хотел уйти, потом к оставшимся добавить новичков, и можно было бы спокойно работать. Так нет же. Нам, наоборот, не переставали твердить: "Вы нигде играть не будете! Мы вас всех в дерьмо окунем!"»
И окунали. С головой. С особым «удовольствием» футболисты вспоминают период правления старшего тренера Станислава Завидонова и его помощника, известнейшего в прошлом питерского игрока Льва Бурчалкина.
Баранник:
— Бурчалкин был прекрасным футболистом, но в бытность вторым тренером спокойно подходил и спрашивал: «Ну что, сдал игру?» Для меня это было что-то дикое. И ведь главное: обвиняли в продаже матчей — и ставили на следующие, и никуда не отпускали! Если бы я знал или даже подозревал, что мои игроки торгуют матчами, у меня бы играл кто угодно — дублеры, мальчишки из школы, — но только не они. Тебя поставили тренером — тренируй! А если не справляешься, не начинай перекладывать вину на других, распускать слухи, что кто-то матчи сдает. К сожалению, очень многие скрывают свои недостатки
А странные матчи иногда случались. Однажды в южной республике бывшего Союза наш тренер — не буду называть кто — выставил очень неожиданный, причем даже для нас самих, стартовый состав. Вышли все молодые. Потом стало ясно, что мы должны были этот матч проиграть. Но мы уперлись и сыграли вничью. Я в конце игры стал понимать что что-то не так, когда соперники начали кричать нашему вратарю: «Ты чего? Давай!» А он в ответ: «Да я что, сам себе заброшу?!» Потом был большой скандал. Видимо, деньги предложили руководству. Оно, похоже, согласилось, но игрокам ничего не сказало — чтобы не делиться. Просто поставили немножко необычный состав, рассчитывая, что хозяева выиграют и так. А они не смогли…
На исходе сезона-88 тренер Завидонов обвинил Дмитриева в продаже игры чемпиону — «Днепру».
Дмитриев:
— Была такая история. И «Днепр» действительно «закидывал удочки». Я ответил, что подобные вопросы может решать только команда. Или все сдают, или никто. Команда сказала — нет. В результате играли по-настоящему, но днепропетровцы все-таки победили — 1:0. После той игры тренеры стали искать козлов отпущения. Меня на последние два матча отправили в дубль, а Давыдова вообще отчислили — заявив, что он уже ветеран и команде помочь не сможет.
А подоплека была ясна. Давыдов имел все шансы побить рекорд Бурчалкина по числу сыгранных матчей за «Зенит». О покойниках плохо не говорят, а Льва Дмитриевича уже нет в живых. Но все так и было, и Толик (Давыдов. — Прим. И. Р.) это знает. Давыдова списали, а он потом еще играл десять лет. И даже с собственным сыном в «Зените» успел на поле выйти, закончив карьеру в 43 года. А тогда «ушли» из команды и его, и Клементьева…
Обо мне в клубе уже знали, что ухожу, и они ничего не смогут с этим сделать. И вдогонку решили сказать «спасибо» за все годы, которые провел в «Зените». А ведь я в том сезоне стал лучшим бомбардиром команды. Хотя в первой игре чемпионата получил травму, и год играл с грыжей. У меня разорвались паховые кольца, я не мог ни встать, ни сесть. Перед игрой мне кололи в задницу анальгин, и только после этого я мог играть. А когда боль стала невыносимой, и на поле я выходить больше не был способен, они сказали, что я «кошу», поскольку собираюсь уйти из команды. И, наконец, тот матч с «Днепром»… А в московском «Динамо», когда я туда перешел, мне в больнице сделали операцию и сказали, что грыжа была такая «махровая», что с ней играть вообще было невозможно.
Давыдов:
— Мне было уже 34, а тогда считалось, что после «тридцатника» надо заканчивать. Но я-то чувствовал, что здоровья — море, и желания продолжать карьеру — тоже. А потому обидно было слышать слова: «Анатолий, наверное, на следующий год расстанемся». Не помню точно, но, наверное, Завидонов сказал, он же был старшим тренером.
Тогда уже чувствовалось, что коллектив потихоньку разваливается, и я сказал кому-то из тренеров: «В будущем году будет тяжело». В ответ прозвучало: «Почему ты так считаешь? Если ты уходишь, значит, команде будет тяжело?!» Люди не понимали, что дело не во мне.
Слухи о том, что это произошло из-за рекорда Бурчалкина… Об этом можно только догадываться. Но талантливый мальчишка Вася Иванов, которому я в торжественной обстановке передал свою майку, наверное, на тот момент еще не был готов к такому уровню. Хорошо хоть устроили мне красивые проводы — прощальный матч, концерт в СКК, на котором Саша Розенбаум пел. Но я-то заканчивать не собирался, и потому чувствовал себя неуютно.
Давыдов поедет во вторую лигу в Тольятти, затем в Финляндию и Китай, где надо будет сдавать адские нормативы по физподготовке. И если его намного более молодой земляк Александр Панов их не потянет, то «дядя Толя» (так его по сей день называет Баранник) — запросто. Феноменальное здоровье!