Правда о «Зените»
Шрифт:
А теперь — слово самому Садырину. Не так уж много подробных интервью Павла Федоровича можно найти в газетных архивах — что с учетом его общительности даже удивительно. До какой же степени все мы жили сиюминутными проблемами и, видя перед собой человека с такой биографией, никак не успевали поговорить с ним о главном! Но вот строки из его беседы с журналистом Андреем Петровым, опубликованной в еженедельнике «Семья» за апрель 1991 года. На текст этой беседы я наткнулся дома у Татьяны Садыриной, рассматривая ее альбом о муже. И слова тренера полностью подтвердили все те выводы, к которым я пришел до
— Не ощущаете сегодня мстительного удовлетворения: смотрите, дескать, кто вы без меня?
— Нет-нет. У меня на них даже не было обиды.
— Но нервы-то потрепаны изрядно…
— Не без этого. Но ребята сами стали жертвой той системы, которая в ту пору была в нашем спорте. Они оказались в руках определенных кругов, желающих залезть, что называется, в карман команды, получить какие-то дивиденды. Думаю, виноваты и руководство объединения ЛОМО — хозяина команды, и спортивные начальники города, партийные… Пошли на поводу у крикунов, дали развалить команду. Сейчас и приходится расхлебывать. А ребята — они что? Я сказал: любому из вас могу честно смотреть в глаза, придет время — и вы поймете, что были не правы… Не выдержали ребята испытания славой.
Свою вину в том, что случилось с командой, Садырин ни в одном из интервью, которые мне довелось прочитать, так и не признал. Не возьму на себя смелость осуждать его за это, поскольку не знаю, как бы сам повел себя, оказавшись в подобной ситуации. А оказываются в ней только незаурядные и яркие люди — такие, как Павел Федорович. Люди, достойные того, чтобы о них писали книги.
Не бывает живого человека без слабостей. А у талантливого — в особенности, поскольку у таких людей, в чем-то очень сильных, минусы также обнажены.
Весьма часто они проявляются на фоне успеха, к которому талантливый человек оказывается не готов. Тут-то и всплывает истинное к нему отношение. Умные и порядочные руководители не пользуются той слабиной, которую дал тренер, а тактично помогают ему ее преодолеть. Люди завистливые и корыстолюбивые поступают с точностью до наоборот, подталкивая зашатавшегося человека в пропасть. Вокруг «Зенита» в тот момент преобладали последние.
Розенбаум:
— Не случайно вся эта история произошла именно с Садыриным. Она никогда не могла бы случиться с Бесковым или Бышовцем. Если бы Паша был другим человеком, если бы он не был так душевно близок с игроками и даже порой с ними бы не выпивал, ни у кого бы и мысли не возникло писать против него письма.
— Вы хотите сказать, что Садырин стал жертвой собственного демократизма?
— Абсолютно верно. «Ни одно благодеяние не остается безнаказанным» — старая библейская история, любимая поговорка моей бабушки. Что же до роли окружения «Зенита»… Конечно, к Садырину была определенная зависть. Это отвратительное чувство, о котором я написал песню, всегда выворачивает людей наизнанку.
Вице-премьер Иванов независимо от Розенбаума
— Павел Федорович, наверное, и пострадал из-за своего по-человечески хорошего характера. Он не был деспотом, и не появившуюся у игроков «звездность» не стал реагировать жестко. Помню, что после того же поражения от «Куусюсю, многие ставили в вину Садырину излишний либерализм, когда требовались более решительные действия. Со временем ситуация вышла из-под контроля, результатом чего и стало письмо.
Коллективные письма против тренеров в «Зените» писал было не впервой.
Герман Зонин, ленинградский тренер, который привел «Зарю» из Ворошиловграда (ныне Луганска) к званию чемпиона СССР в 1972 году, а затем возглавил «Зенит», в 1995 год рассказывал в интервью «Спорт-Экспрессу»:
— Люблю я Ленинград. И ради любви этой совершил свое единственное футбольное преступление. В 70-м отдал «Зениту» очко, которое уберегло его от уже неминуемого вылета из высшей лиги. И не надо было никаких указаний на этот счет давать — ребята все сами поняли. Шевченко (1-й секретарь Ворошиловградского обкома КПСС, куратор «Зари». — Прим. И. Р.) потом долго меня за это журил.
Когда мы с «Зарей» в 72-м приехали на игру в Ленинград меня вызвали к первому секретарю горкома Аристову, и я не мог противиться его предложению — принять с нового года «Зенит». Команду застал в ужасном состоянии. Болото! Через три года в ней были уже другие люди. Когда ввел карантин после матчей, десять человек подняли бунт. Как полагалось тогда, письма разослали «в инстанции»: не хотим Зонина! Я быстро к Аристову. Тот мне: «Герман Семенович, мы же с вами договорились — у вас полная свобода действий, поступайте, как знаете».
Зачинщик восстания был выявлен мною быстро, им оказался Вьюн, нынешний помощник Садырина в «Зените». Я его вместе с еще четырьмя смутьянами выставил из команды. И «Зенит» не провалился, как ожидали. У меня на этот случай молодежь наигрывалась.
Потом и с Садыриным пришлось расстаться. Он тоже решил пойти по стопам Вьюна — команду стал баламутить. Но я его хорошо понимаю, не мог тогда он, капитан «Зенита», смириться с тем, что его футбольный век к закату клонится. Хотя нельзя было не заметить, что он уже готовит себя к тренерству. Павел очень вдумчиво тренировался, занятия мои конспектировал. 31 декабря после нашей самой большой ссоры звонит мне, поздравляет, а потом:
— Я вот… в школу тренеров надумал поступать.
— Правильно надумал.
— Я бы, конечно, у вас характеристику попросил, если бы не знал точно, что вы откажете.
— Почему ты так решил? Обязательно дам тебе характеристику. И самую лучшую, потому что считаю — должен из тебя получиться хороший тренер. Мы даже по-другому сделаем. Я позвоню директору ВШТ, он мой приятель, и тебя зачислят без экзаменов.